Ливонская война во второй половине XVI столетия, которая привела к возникновению нового государственного образования – герцогства Курляндского и Земгальского, само герцогство затронула мало, однако курляндцы, включая герцога Готарда, участвовали в борьбе польского короля против царя Ивана IV (Грозного). Согласно рассказанному хронистом Соломоном Хеннингом (Henning), царь прислал герцогу письмо, в котором заявил, что на сей раз пощадит его Божью землю, и это единственное известное до сих пор свидетельство о связях Курляндии и Московии (России) на официальном уровне до XVII века. В начале следующего столетия войны и Смутное время в России также не способствовали развитию дипломатических связей, а торговым контактам позволяли развиваться весьма ограниченно. Однако нельзя сказать, что Россия оставалась для курляндцев неведомой; то же самое можно сказать и о русских в отношении Курляндии. Например, в 1617 году, снаряжая посольство в Англию, царь Михаил Федорович поручил добиться, чтобы английский король обратился с просьбой помочь царю в войне с Польшей среди прочих также к королю Дании, который якобы должен был это сделать, ибо датский король состоял в родстве с бранденбургским курфюрстом и курляндским герцогом Вильгельмом. Польский король, по имевшимся в распоряжении царя сведениям, хотел отнять у курфюрста всю Пруссию, а Вильгельма изгнать из Курляндии. Такая формулировка свидетельствует о некоторой, хотя и не вполне точной, информированности о событиях в соседних государствах.
В свою очередь сын герцога Вильгельма Яков в благодарность за признание его наследственных прав со стороны Польско-Литовского государства с завербованными им самим солдатами отправился в Россию, чтобы оказать помощь силам польского короля, который воевал с русскими за возвращение Смоленска. Весной 1634 года, хотя реальные военные действия уже не велись, принц получил опыт «дипломатической кухни» мирных переговоров, а также заключения Поляновского мира (недалеко от Вязьмы) в июне 1634 года. Возможно, что именно присутствие курляндского престолонаследника способствовало тому, что в тексте договора царь Михаил Федорович от своего имени и имени своих преемников пообещал не нападать и никак не затрагивать Курляндию. В дальнейшем к курляндскому двору поступало все больше информации из России и от ее соседей, что объясняется возрастающим интересом принца Якова к развитию экономических связей как в западном, так и в восточном направлениях. Однако о непосредственных контактах на уровне правителей сведений почти нет. Лишь в одном из инвентарей Оружейной палаты упоминается, что в 1632 году курляндский герцог Фридрих прислал янтарный жезл патриарху Филарету, а в 1638 году из Курляндии в Россию был отправлен сын владельца имения Треккен Николая Корфа (Korff) Вильгельм, к сожалению, неизвестно зачем.
Во второй половине 1642 года Яков стал полноправным герцогом, однако представляется, что в Россию официальное извещение об унаследовании власти послано не было. Только в начале 1646 года герцог Яков занялся установлением официальных дипломатических связей с Россией. Формальной причиной для этих действий явилось восшествие на российский престол в июле 1645 года нового царя Алексея Михайловича, однако инструкция, данная герцогским посланникам, свидетельствует, что интересы Якова в России были весьма обширными. Как свидетельствует паспорт, выписанный 28 января 1646 года, первоначально планировалось, что в Москву отправится тогдашний гольдингенский обер-гауптман Мельхиор фон Фелькерзам (Foelckersahm, Völckersamb). В тот же день герцог подписал для Фелькерзама рекомендательное письмо своим торговым партнерам в Москве – немецким купцам Иоганну Госсену (Gossen) и Мартину Гассу (Hass, Hasse, Hess), а также фактору датского короля в России голландцу Петеру Марселису (Marselis, Marsellius), с братом которого Селио Марселисом, купцом в Амстердаме, у Якова были финансовые сделки по крайней мере с середины 1630-х годов. 2 февраля 1646 года герцог подал весть псковскому воеводе князю Львову о том, что посылает к новому царю своего посланника с поздравлениями, и через неделю посланнику была дана инструкция. Однако Фелькерзам доехал только до Лифляндии, где тяжело заболел и был вынужден прервать поездку. Поэтому герцог направил в Москву зельбургского обер-гауптмана Фридриха Иоганна фон дер Рекке (von der Recke). 20 февраля герцог подписал новую инструкцию, которая фактически повторяла данную Фелькерзаму (в некоторых формулировках имеются незначительные различия), а также информировала царя о болезни посланника Фелькерзама и его замене на фон дер Рекке.
Инструкции, данные Яковом посланникам, являются чрезвычайно интересными документами, поскольку свидетельствуют не только об интересах герцога, но и о его образе мыслей. Они состоят из двух частей: первая – инструкция как таковая (Instruction), вторая содержит аргументацию, которую надлежало использовать посланнику, чтобы убедить русскую сторону принять то или иное предложение герцога (Persuasoria). По прибытии в Москву посланнику было поручено просить аудиенцию у царя, во время которой следовало напомнить, что оба государства находятся в непосредственной близости одно от другого, поэтому должны поддерживать добрососедские отношения; представить герцога как правителя Курляндии и поздравить молодого монарха с восшествием на престол, передав ему в качестве подарка от герцога двух лошадей. Затем посланник должен был предложить царю выкупить два драгоценных камня (Juwelen), которые в Смутное время были похищены из царской корон и которые отец Якова герцог Вильгельм купил у некоего офицера. В случае согласия царю нужно было послать в Курляндию своего представителя, чтобы осмотреть драгоценные камни и договориться о цене. Так как венецианские купцы за больший камень предлагали Якову 100 000 талеров, а за меньший – 60 000, то цена, соответственно, не должна была быть меньшей. Чтобы убедить царя купить камни, посланнику следовало не только акцентировать интерес к ним венецианцев, саксонского курфюрста и некоторых других правителей, но и указать, что царю нужно это сделать обязательно, поскольку камни относятся к сокровищам Российского государства. В случае если царю не хватит денег на покупку, герцог предлагал ввести новый подушный налог в размере четвертака или полтины или установить акцизный налог на водку в размере полкопейки или копейки с каждой стопки. Это позволило бы царю, по мысли Якова, не только оплатить покупку, но и собрать дополнительные средства для государственной казны. Свое предложение герцог обосновывал тезисом о том, что выкуп государственных драгоценностей является долгом всех подданных. Однако если царь откажется, то герцог предложит драгоценные камни другим.
Следующий пункт инструкции предусматривал, что посланник должен был высказать царю предложение завербовать для царской армии, которая в то время вступила в бои с крымскими татарами, несколько тысяч немцев и поляков, и для этого герцог обещал получить разрешение от польского короля, однако с условием, что уже предварительно представитель царя заключит с Яковом договор об оплате. Чтобы побудить царя, посланник должен был указать, что в настоящее время Польша ни с кем не воюет, поэтому добыть солдат можно довольно легко. Еще более интересно предложение Якова сосватать в качестве невесты для шестнадцатилетнего царя одну из дочерей умершего короля Богемии и рейнского пфальцграфа. За этот альянс царю был обещан союз с наиболее могущественными дворами Европы, в том числе английским, датским, шведским, саксонским и бранденбургским, с которыми у умершего короля Богемии были более или менее близкие родственные связи. Упомянутое предложение о женитьбе посланник должен был обсудить либо с самим царем, либо с кем-нибудь из наиболее близких к нему бояр, по возможности соблюдая секретность. Посланнику также следовало убедить царя разрешить будущей невесте остаться в своей вере, т. е. не принуждать ее перейти в православие, превознося свободу вероисповедания и в качестве примера привлекая Голландию, Венецию и Польшу. Но все же доподлинно неясно, какую пользу от этой женитьбы герцог Яков предусматривал выгадать для себя. Возможно, он надеялся услужить более могущественным родственникам, снискав таким образом их благосклонность, ибо вряд ли прагматичный Яков руководствовался лишь чистым альтруизмом. Слава посредника в женитьбе царя в случае удачи принесла бы герцогу известный рост престижа в Европе и позитивное отношение со стороны российского монарха.
Последняя и наиболее пространная часть инструкции была посвящена планам Якова в отношении экономического сотрудничества. Герцог просил, чтобы царь предоставил ему право свободной торговли в Московии и открыл свободный путь в Персию. Конкретизируя просьбы, посланник должен был объяснить, что Яков желает время от времени посылать один или несколько кораблей в Архангельск для закупки товаров или для фрахта. Однако это пожелание должно было быть высказано так, чтобы у царя не создалось впечатление, что для герцога это нечто важное, и убедить, что другие подданные герцога будут платить царю обычную пошлину. Точно так же и в случаях, когда герцог пожелает послать своего человека с караваном в Персию, просьба, чтобы царь выдал дорожный паспорт и не запрещал закупать все необходимое в дороге. В то же время герцог подчеркивал, что не желает разворачивать столь масштабную торговлю с Персией, как это в свое время неудачно пытался сделать гольштинский герцог. Еще герцог Яков просил царя позволить содержать в Москве своего особого представителя, или резидента. При этом посланнику было наказано снять озабоченность царя и его служащих по поводу того, что просьба о свободной торговле в России связана со шпионажем. Это следовало сделать, предложив отправить царю карту, на которой подробно изображена вся Россия с дорогами, реками, городами и т.д.
Кроме того, посланнику было поручено выполнение и некоторых других поручений. Например, выяснить, сколько стоит транспортировка на подводах или санях из Пскова в Москву и Архангельск, а также на судне по Волге до Каспийского моря и дальше ко двору персидского шаха; какие товары везут караваны из Персии и как долго они находятся в пути, а также об условиях путешествия до последней мелочи. По возможности следовало купить трех-четырех верблюдов – одного самца, остальные самки, при этом герцог предлагал использовать их в качестве транспорта для багажа посланника на обратном пути в Курляндию. Ему также надо было купить три-четыре декера хорошей юфти, если их можно приобрести не дороже, чем по 12 талеров за декер, и проследить, есть ли в продаже превосходные лошади из Персии (extraordinari Persianische Pferde). В случае, если денег на эти сделки не будет хватать, их можно позаимствовать у Мартина Гасса или у его шурина, который является царским аптекарем. Еще посланник должен был узнать, используют ли в России четки (pater noster), нанять переводчика с русского языка для работы при герцогском дворе и передать привет нескольким боярам, с которыми Яков познакомился во время войны за Смоленск.
К сожалению, все подробно спланированные замыслы герцога остались нереализованными. Фридрих Иоганн фон дер Рекке 26 февраля 1646 года достиг Мариенгаузена (Виляки), но дальше не попал. 3 марта он написал герцогу из Шванненбурга (Гулбене), что на границе столкнулся с проблемами, т. е. не был пропущен в Россию. От русских должностных лиц фон дер Рекке получил два адресованных герцогу письма, которые переслал в Митаву (Елгаву), а сам остался ожидать ответа от псковского воеводы, к которому обратился с повторной просьбой впустить его в Россию. Однако с наступлением весенней распутицы у фон дер Рекке возникли сомнения в целесообразности продолжения поездки. Эта проблема решилась сама собой, поскольку псковский воевода дал отрицательный ответ. Хотя упомянутые письма русских герцогу в архиве не найдены, информацию о причинах отказа дает письмо герцога от 7 марта 1646 года дьяку Матвею Никифоровичу Спиридонову. Тон герцогского письма свидетельствует об обиде и подлинном непонимании непринятия посланника. В этой связи Яков указывал, что как его предшественники, так и он сам до сих пор без каких-либо проблем обменивались посланниками с такими государствами, как Польша, Швеция, Дания, Франция, и царю также герцог заявил о себе подобающим образом — через псковского воеводу. Однако царский двор запретил въезд, известив, что это сделано потому, что предшественники герцога не направляли к царю посланников, в связи с чем и его посланники не могут быть приняты. На это Яков ответил, что до сих пор между польской короной и Московией не было прочного мира, поэтому у герцогов не было оснований для поддержания отношений, но теперь, когда старый царь умер, герцог поступил бы неучтиво, если бы не поздравил соседнего правителя с восшествием на престол, и посланные в подарок лошади непременно порадовали бы молодого монарха. Предложения герцога также могли заинтересовать царя. В то же время герцог извинялся за возможно допущенные в посланном письме ошибки в титулах царя и просил, чтобы ему прислали правильное именование царя. Также и подозрения в каких-либо попытках шпионажа, по мысли герцога, отпадают уже потому, что он сам в свое время побывал под Вязьмой и дальше, а его служащие отправлялись и в Персию, и в Москву, и в Астрахань и в распоряжении герцога имеется подробная карта России, экземпляр которой он вновь, так же как инструкцию посланнику, предлагал отправить царю.
Таким образом, отказ русской стороны основывался на утверждении, что между обоими государствами не было дипломатических отношений. Судя по некоторым фразам из письма герцога Спиридонову, следует полагать, что отказ направил не сам Алексей Михайлович, а какое-то должностное лицо от имени царя. Возможно, что это был его бывший воспитатель боярин Борис Иванович Морозов, который в то время стал первым после царя лицом в России. Хотя нет сомнений в том, что в российской дипломатии церемониалу и вопросам ранга придавалось огромное значение, ответ на вопрос, почему посланнику герцога Якова был запрещен въезд в Россию, все еще остается неясным. Возможно, свою роль здесь сыграло личное участие герцога в неудачной для России войне за Смоленск.
Нелюбезное отношение со стороны России, однако, не заставило герцога полностью отказаться от своих планов. 8 февраля 1647 года Яков сообщил псковскому воеводе, что в связи с тем, что царь начал войну против турок и татар, он по доброй воле предлагает свою помощь в улучшении армии и желает направить к царю одного из своих опытных офицеров с небольшой свитой, поэтому просит воеводу выдать дорожный паспорт. Однако и эта попытка герцога не получила отклика со стороны российских официальных кругов. В декабре того же года Якову представилась возможность принять двоих российских послов – Боима Болтина и Осипа Пустынникова, которые были направлены в Данию, а на обратном пути из-за бури направились в Данциг и оттуда – по суше через Польшу в Курляндию. 17 (27) декабря состоялась беседа герцога с упомянутыми послами, во время которой он высказал недовольство тем, что послы едут через Курляндию без разрешения. В то же время Яков решил воспользоваться представившейся возможностью и попросил послов рассказать царю о желании начать дипломатическую переписку, подчеркнув, что он наравне с другими правителями сам является господином своей страны и состоит в родстве с несколькими королями и бранденбургским курфюрстом. В той же беседе герцог пообещал переслать царю драгоценные камни, которые в свое время купил его отец. Послам, которые отправились в путь в Россию в середине января 1648 года, герцог дал с собой письма, одно из которых было адресовано дьяку Назарию Чистóму, а второе – уже упоминавшемуся купцу Мартину Гассу. В них Яков просил исхлопотать разрешение на въезд в Россию для его посланника, главной задачей которого было бы заключение договора о вывозе персидского шелка-сырца из России через Курляндию в Данциг. Официального ответа герцог не дождался и на сей раз. Однако организация предприятия по торговле шелком-сырцом при участии агентов и партнеров осуществлялась еще в начале 1650-х годов, но все же большими успехами не увенчалась.
Начавшаяся в 1654 году война России с Польшей обозначила новую страницу в российско-курляндских отношениях. Теперь Курляндское герцогство в глазах российской стороны становилось весьма важным фактором. У царя, как нам представляется, не было ни полной информации о военных возможностях курляндского герцога, ни большой ясности в его политическом статусе, поэтому он решил уже заблаговременно обезопаситься и предотвратить возможное вовлечение герцогства в войну против русских. Незадолго перед тем, как выступить в поход, Алексей Михайлович направил посланников к бранденбургскому курфюрсту и курляндскому герцогу с извещением о начале войны против Польши. В своем письме от 11 (21) мая царь сначала напомнил о неудавшемся посольстве герцога в 1646 году и о проезде Болтина и Пустынникова через Курляндию зимой 1647–1648 годов, добавив, что в дальнейшем герцогские посланники будут приниматься с надлежащим почетом. В данной связи можно считать, что с этого момента между обоими государствами были установлены дипломатические отношения.
В продолжение письма царь изложил причины, побудившие его начать войну против Польши, объяснив это нарушениями Поляновского мира со стороны поляков, которые не только заключили договор с врагом всего христианского мира – крымским ханом, но и беспрестанно использовали неправильный титул царя. В доказательство последнего и курляндскому герцогу, и бранденбургскому курфюрсту вместе с письмами были посланы книги, напечатанные в Варшаве, Данциге и других местах, с якобы пренебрежительным отношением к чести царя. Поляки и литовцы также, совершая вторжения на российское пограничье, занимались там грабежом и разорением. Поэтому у царя не было другой возможности, как только воевать против короля Яна Казимира. И в этой связи царь просил герцога не оказывать польскому королю никакой военной, финансовой или иной помощи. Эта просьба свидетельствовала о том, что царская администрация не была в курсе вассальных обязанностей курляндского герцога по отношению к своему сеньору — королю Польши. В соответствии с инвеститурой герцога, он должен был предоставлять королю ленное войско, если военные действия ведутся на территории Курляндии, или определенную денежную сумму, если бои идут за пределами герцогства. Именно по этой причине ответ Якова царю был всецело сдержанным. Хотя герцог благодарил за возможность направить кого-нибудь в Россию, однако в отношении войны высказывал лишь сожаление по поводу разногласий обоих правителей и предлагал свое посредничество в урегулировании конфликта. Однако в любом случае герцог решил обезопаситься и в конце 1654 года направил к польскому королю своего советника Георга Кюнрадта (Kühnradt) с просьбой позволить Курляндии оставаться нейтральной в польско-русской войне.
Во второй половине 1654 года война стремительно продвигалась в сторону Курляндии. Осенью русская армия заняла Люцин (Лудзу), Режицу (Резекне) и приближалась к Динабургу (Даугавпилсу). Продвижение русской армии встревожило также шведскую администрацию. Несмотря на то, что польско-шведские переговоры, проходившие в Любеке в 1651–1653 годах, завершились безрезультатно, король Швеции Карл Х Густав в то время еще окончательно не решился начать войну с Польшей. Однако действия царя в Польской Лифляндии побудили шведского короля прибегнуть к дипломатическим средствам. Чтобы не допустить продвижения русских в Курляндию, он объявил Курляндию сферой своих интересов. 28 октября (7 ноября) 1654 года Карл Х Густав отправил царю письмо, в котором обещал не вмешиваться в русско-польскую войну, однако попросил, чтобы царь признал нейтралитет Курляндии, и 13 (23) ноября шведский резидент в Москве Иоганн де Родес (de Rodes) известил руководителя Посольского приказа Алмаза Иванова, что курляндский герцог хочет принять шведское подданство. Понятно, что король Швеции заботился не столько о герцоге Якове, сколько о собственных интересах, однако на сей раз это пошло на пользу Курляндии. Польский король в январе 1655 года также согласился с нейтралитетом Курляндии в войне. Получив это известие, герцог Яков решил направить в Москву своего представителя. Для этой цели был выбран уже известный Мартин Гасс, который стал также герцогским фактором в Москве. Сначала герцог пожелал направить к царю шрунденского гауптмана Георга Гёса (Goes), однако, поскольку псковский воевода опять медлил с выдачей паспорта, а Гасс в тот момент находился в Риге и планировал направиться в Россию, Яков решил использовать эту возможность. Главной задачей посланника было добиться, чтобы царь подтвердил свое обещание не нападать на герцогство и издать соответствующий универсал для своих военачальников и офицеров. Универсал следовало составить по образцу, который герцог дал с собой Гассу.
Кроме того, посланник должен был обсудить с русскими должностными лицами возможность нейтрализации Польской Лифляндии. В этой связи Яков предлагал, чтобы занятые царской армией территории с Режицей и Люцином были переданы в ведение герцога как нейтральной персоны. Со своей стороны герцог обещал добиться, чтобы польский король поступил так же с Динабургом и другим областями, которые в тот момент еще находились в руках поляков. Тем самым, для того чтобы избежать угрозы прорыва и нападения поляков, царю не понадобится держать гарнизоны и военные отряды в пострадавших от войны землях и, следовательно, тратить большие средства на их набор и содержание, а Западная Двина на участке вплоть до Друи будет свободна, поэтому и торговля с Ригой через Лифляндию останется беспрепятственной, а страна — неразоренной. Это предложение свидетельствует, что герцог хотел воспользоваться ситуацией, чтобы попытаться осуществить давно лелеемое желание получить Лифляндию или хотя бы ее часть в свое владение.
Мартин Гасс прибыл в Москву 4 (14) марта 1655 года и через пять дней во время аудиенции передал царю письмо герцога. Однако до вопроса о нейтрализации Польской Лифляндии он, вероятнее всего, не дошел, ибо, как видно из ответного письма Алексея Михайловича, до царя дошли сведения, что в литовской армии служат много курляндцев, что, разумеется, вызывало известное недоверие к герцогу. Царь выразил надежду, что это происходит без ведома герцога, и категорически потребовал, чтобы тот повелел своим подданным никоим образом не помогать полякам и отозвал всех курляндцев с военной службы у врагов царя. Только в таком случае русские не тронут Курляндию. В ответном письме, которое Яков послал дьяку А. Иванову, он пообещал не оказывать полякам и литовцам никакой помощи и подчеркнул, что помощь оказывают лифляндцы, а не он.
Между тем русские возобновили военные действия против Польско-Литовского государства. Во второй половине апреля 1655 года русский отряд под командованием Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина подступил к Динабургу. 10 (20) мая царь получил донесение Ордина-Нащокина, в котором тот обвинял Якова в оказании помощи полякам, утверждая, что герцог послал в Динабург провиант и 1400 солдат. Среди пленных, которых русские взяли в Литве, якобы были и подданные герцога. Поэтому Алексей Михайлович вновь направил Якову письмо с требованием прекратить какую бы то ни было помощь Польско-Литовскому государству. На письмо, доставленное в начале июля царским послом Яковом Поздышевым, герцог ответил 3 августа, указав, что информация Ордина-Нащокина ложная.
В начале июля 1655 года в войну вступила также Щвеция, начав наступление на Польшу в Померании. Напрасно канцлер Курляндского герцогства Мельхиор фон Фелькерзам еще в последний момент пытался организовать примирение Польши и Швеции, а в отношении нейтралитета Курляндии ему пришлось довольствоваться устным обещанием Карла Х Густава без каких-либо документальных подтверждений. Уже в середине июня шведы окружили Динабург, в то время как русские были вынуждены отступить к Режице. 1 (11) июля 1655 года Динабург сдался шведам, что русские сочли недружественным для себя актом. Затем последовали еще несколько мелких шведско-русских стычек в районе Друи. По мере стремительного продвижения шведов в Польше и Литве Курляндия все более оказывалась в окружении воюющих армий. Яков не уступил требованию перейти под шведский протекторат, однако был вынужден подписать невыгодный для себя договор, по которому ему пришлось разрешить прохождение шведских отрядов через Курляндию, вербовку солдат для шведской армии в герцогстве, выплатить контрибуцию в размере 50 000 талеров и т. д. Русские также пытались привлечь герцога на свою сторону, однако, не желая в тот момент еще больше обострять отношения со шведами, царь повелел воздерживаться от каких бы то ни было враждебных проявлений по отношению к Курляндии. В свою очередь польский король, стараясь не спровоцировать оккупацию Курляндии шведской стороной, 16 ноября 1655 года предоставил Якову право нейтралитета в войне со Швецией.
Видя военные успехи Карла Х Густава, Россия стала все больше склоняться к войне со Швецией. В феврале 1656 года герцог встретился с царским послом при шведском короле Климентом Иевлевым, который на обратном пути прибыл в Курляндию. Согласно донесению посла царю, Яков заверил его, что шведы также хотят начать войну с Россией за Литву. В марте 1656 года в Москве было принято окончательное решение о заключении перемирая с Польско-Литовским государством и объявлении войны Швеции, однако по-прежнему не были оставлены надежды достигнуть соглашения дипломатическим путем. В Москве состоялись переговоры со шведскими посланниками, а царь направил к Карлу Х Густаву своего посланника Назария Алфимова, которому среди прочего поручил выяснить, каковы у шведов отношения с бранденбургским курфюрстом и курляндским герцогом и будет ли последний в состоянии сопротивляться Карлу Х Густаву. Одновременно к курляндскому герцогу, бранденбургскому курфюрсту и датскому королю царь направил князя Даниила Ефимовича Мышецкого, которому поручил предложить курляндскому герцогу протекторат и защиту от шведов, а курфюрсту и датчанам — союз. Мышецкий прибыл в Митаву в середине апреля. Здесь его уже опередили шведы, которые по распоряжению короля в очередной раз категорически потребовали, чтобы Яков подчинился шведскому владычеству, пригрозив разорением герцогства. Только перемены на фронте в то время спасли Курляндию от шведов. Понятно, что и предложение царя не показалось Якову привлекательным, ибо грозило очередными угрозами со стороны шведов. Поэтому герцог настаивал, чтобы русские признали нейтралитет Курляндии в войне со Швецией, с чем согласился и Мышецкий.
Чтобы получить официальную царскую грамоту о признании нейтралитета, герцог Яков в мае 1656 года направил к Алексею Михайловичу гольдингенского обер-гауптмана Георга Фиркса (Fircks). Фиркс встретился с царем в Смоленске, куда тот прибыл, начав в середине мая поход против шведов. 4 (14) июня царь дал Фирксу аудиенцию, во время которой посланник попросил, чтобы царская армия не нападала на Курляндию, а подданным герцога было позволено свободно отправляться в Россию для торговых сделок. Для подкрепления просьбы Фиркс передал царю два яхонта (т. е. рубина или сапфира). В ответной грамоте царь заявил, что не тронет Курляндию, однако устно потребовал, чтобы Яков перешел в русское подданство. К сожалению, в архиве не сохранилось сведений об ответе герцога, но можно допустить, что он был отрицательным. Начав поход, Алексей Михайлович с главными силами двигался на Лифляндию в надежде занять Ригу. Герцог Яков по возвращении Фиркса тут же информировал шведского генерал-губернатора Магнуса Габриеля Делагарди, который в то время находился в Риге, что царь собрал большую армию, однако о цели ее продвижения Фирксу ничего узнать не удалось. В том же письме Яков предлагал шведам свое посредничество в переговорах с русскими. В дальнейшем герцог по просьбе Делагарди предоставлял также сведения о перемещении русских вдоль Двины, к тому же в конце июля он предложил шведам 30 пушек. В то время герцог уже знал, что царь хочет взять Ригу в осаду, а часть армии планируется провести по левому берегу Двины, т. е. по территории герцогства.
18 (28) июля 1656 года русские окружили Динабург. Об обращении русских с подданными герцога приходили различающиеся сведения, однако в целом они стремились обращаться дружественно, что ввиду большой и не слишком дисциплинированной армии было отнюдь не легко. Например, Готард Иоганн Бистрам (Bistramb) написал герцогу, что солдаты московитов учинили большое разорение, особенно крестьянам, однако царь прислал наконец своего стольника. Артемия Богдановича, которому было поручено охранять рубежи герцога и который оставлял в поместьях сколь угодно большую стражу (Salvi Guardi). Он потребовал, чтобы Бистрам сообщил об этом герцогу, а также сам послал в Митаву трех своих казаков. Такое в целом доброжелательное отношение к курляндцам объяснимо не только неоднократно высказанным царем обещанием пощадить герцогство, но и тем, что Алексей Михайлович надеялся на помощь герцога под Ригой. В конце июля к Якову был направлен А. Л. Ордин-Нащокин. На аудиенции у герцога 4 (14) августа он высказал просьбу царя, чтобы Яков уговорил рижан сдаться царю. В своем ответном письме царю герцог поблагодарил за оказанный Фирксу хороший прием, а готовность сотрудничать высказал устно. Принимая во внимание приближение 100-тысячной царской армии, отвергать просьбу царя было неразумно. Реально помощь герцога выразилась в том, что курляндские купцы доставили в Ригу воззвание, автором которого был сам Ордин-Нащокин и в котором рижанам было обещано после сдачи царю сохранить все их права и свободу торговли.
Приближение огромной русской армии встревожило и шведов. Генерал-губернатор М. Г. Делагарди, которого Карл Х Густав уполномочил на переговоры с русскими, написал Якову, чтобы тот подал Алексею Михайловичу прошение о начале переговоров. Однако царские полки успешно продвигались вперед, поэтому для царя мирные переговоры не были актуальны. В ночь с 30 на 31 июля (с 9 на 10 августа) русские заняли Динабург и окружили Кокенгузен (Кокнесе). В это время сам царь стал лагерем напротив Зельбурга. Часть русских на лодках переправились на левый берег Двины у Бруновишек (Брунавы) и построили шанцы, чтобы с обрывистого берега обстреливать Кокенгузен из пушек. Переправившись, русские часто совершали набеги на окрестности, грабя крестьян. После многократных жалоб управляющих Сеценским, Серенским и другими имениями царь издал приказ, которым разрешал повесить любого из своих, кто попадется на насильственных действиях на территории герцогства, однако это помогало мало. Чтобы по возможности предотвратить грабежи, Яков издал распоряжение о снабжении царской армии определенным количеством продовольствия и фуража.
Тем временем митавский двор стал местом встречи посланников разных государств, через которое они направлялись к царю в его лагерь. Курляндскому же герцогу приходилось обеспечивать все делегации лошадьми и конвоем, чтобы в случае надобности защитить их от бродивших по территории герцогства шведских и польско-литовских отрядов. Например, бауский гауптман Николай Генрих Тизенгаузен сопроводил до Сецена и Альтона (Альтена) и обратно в Митаву бранденбургского посла Ионаса Казимира фон Эйленбурга (Eulenburg) и датского посла Германа Косса (Koss), который ехал к царю вместе с Д. Е. Мышецким. Альтонское имение фактически стало «залом ожидания», где послы останавливались, пока царь не даст разрешение переправиться к нему через реку. Обеспечение дипломатического коридора в известном смысле было выгодно для герцога, ибо позволяло получать информацию обо всех политических актуалиях, но, с другой стороны, было важно и для воюющих сторон, чтобы посланники могли безопасно передвигаться в Европу и обратно вдоль занятой противником территории.
Утром 14 (24) августа 1656 года русские заняли Кокенгузен. Часть царской армии уже раньше начала марш в направлении Риги, и после падения Кокенгузена свой штаб, который разместился в овине Альтонского имения, покинул также А. Л. Ордин-Нащокин, который с нескольким тысячами солдат отправился дальше по левому берегу Двины. В беседе с управляющим Серенским имением Фромгольдом Иоганном Медемом Ордин-Нащокин пообещал соблюдать порядок во время марша и не чинить никаких обид подданным герцога. В конце августа русские начали осаду Риги, а в начале сентября Алексей Михайлович стал лагерем у мызы Юнгфернгоф (Мазюмправа). К нему был направлен канцлер М. Фелькерзам с письмом от герцога, в котором тот просил царя оставить герцогство незатронутым полчищами, кроме того, канцлеру было поручено обсудить еще несколько вопросов. Царь благожелательно принял посланника и назначил для переговоров с ним бояр Бориса Ивановича Морозова, Илью Даниловича Милославского и дьяка Лариона Лопухина. 12 (22) сентября царь велел Фелькерзаму передать ответное письмо, в котором указывал, что уже отдал соответствующее распоряжение армии, а остальные просьбы герцога выполнит после того, как будет взята Рига. Это свидетельствует о том, что у Якова были еще какие-то просьбы к царю, которые Фелькерзам передал устно и которые непосредственно затрагивали интересы герцога. 14 (24) сентября Фелькерзам направился в Митаву вместе с царским послом при герцоге Василием Яковлевичем Унковским. К сожалению, о визите Унковского в Митаву никаких сведений нет.
С российско-курляндскими отношениями во время осады Риги связан один все еще до конца не выясненный вопрос. В русской советской историографии неоднократно утверждается, что 9 (19) сентября 1656 года герцог Яков заключил с Ординым-Нащокиным договор о дружбе и свободной торговле, ратифицированный обеими сторонами. Однако среди до сих пор просмотренных автором документов не обнаружено даже малейшего намека на заключение какого-либо договора с Россией, не упоминается он и в трудах историков досоветского периода, включая издание Н. Бантыша-Каменского. Такой договор не включен также в Полное собрание законов Российской империи, хотя договор, который под Ригой 22 сентября (2 октября) 1656 года русские заключили с бранденбургским посланником Эйленбургом, в нем напечатан. Возможно, какой-то проект договора с русской стороны существовал, однако сведения о его подписании скорее всего не соответствуют действительности.
Сравнительно дружественные отношения Якова с Алексеем Михайловичем вызвали недовольство и озабоченность в Швеции и в кругу симпатизировавших ей государств, что получило отражение как в прессе и листовках того времени, так и в донесениях посланников. Вскоре герцогу пришлось оправдываться перед шведскими должностными лицами, что он никоим образом не побуждал царя выступить в поход на Ригу, а всегда держал себя так, как подобает нейтральному князю. В свою очередь в российских архивных документах сохранилось указание, что курляндский подполковник Вильгельм Филипп фон Зейц (von Seitz, Сейц) выдал русским военачальникам ценные сведения о численности шведских войск в Риге, о размещении в городе стражи и настроениях горожан. Однако боярин Б. И. Морозов в письме герцогу Якову от 5 (15) октября 1656 года утверждал, что никакой подполковник Зейц у русских не появлялся.
После отступления русских от Риги в начале октября герцог Яков продолжал сотрудничать как со шведами, так и с русскими. Уже 7 (17) октября царь из Икскюля (Икшкиле) направил к герцогу посланника Григория Богданова, который должен был далее отправиться к римскому кесарю. Богданов информировал Якова о намерении царя заключить мир со Швецией. Герцог сразу же начал действовать, отправив в Ригу адресованное М. Г. Делагарди письмо с предложением прислать доверенное лицо, чтобы обсудить дела, которые открыл герцогу российский посланник. Кроме того, Яков стремился добиться начала шведско-литовских переговоров. Король Швеции Карл Х Густав выразил герцогу Якову благодарность за проявленные усилия и предложение посредничества в заключении мира и обещал в случае, если состояться переговоры с Россией, не забыть и об интересах герцога. Однако в качестве посредника шведская сторона выбрала своего союзника бранденбургского курфюрста. Тем не менее герцог Яков играл важную роль в установлении и поддержании прямых контактов между шведами и русскими – через митавский двор пересылалась большая часть переписки между Делагарди и русскими командующими – преимущественно А. Л. Ординым-Нащокиным и князем Яковом Куденетовичем Черкасским.
Россия, введя свое управление в завоеванных областях Шведской и Польской Лифляндии, временно оказалась в статусе соседа Курляндии. Теперь наиболее активные контакты установились у герцога с уже неоднократно упомянутым А. Л. Ординым-Нащокиным, которого царь в октябре 1656 года назначил воеводой в Кокенгузен, или Царевич-Дмитров-град, и который тем самым стал важнейшим русским должностным лицом в регионе. Обе стороны обменивались наиболее актуальной информацией о политическом положении, например Ордин-Нащокин информировал Якова об успехах русских при взятии Дерпта (Тарту), о местопребывании царя и т. д., а герцога, в свою очередь, он спрашивал об отношениях польского и шведского королей, о действиях польского сейма и о переговорах французского и голландского посланников с королем Польши. Большое значение в поддержании хороших отношений имела также деятельность герцога по обмену и освобождению пленных, которые происходили благодаря посредничеству Якова. Через Курляндию при посредничестве митавского купца Якоба Райзена (Raysen) и с ведома герцога осуществлялось почтовое сообщение между гамбургскими и голландскими купцами и русскими купцами в Москве. Как Ордин-Нащокин, так и герцог Яков были заинтересованы в установлении и укреплении взаимных торговых связей. Так, например, Ордин-Нащокин приглашал к себе в Кокенгузен (Царевич-Дмитров-град) на переговоры курляндских купцов, предлагал курляндцам покупать привезенную в Кокенгузен юфть и другие товары, а также способствовал поездкам русских купцов в Курляндию. В результате 6 (16) июня 1657 года Рижский рат даже жаловался генерал-губернатору М. Г. Делагарди на то, что русские купцы все чаще разгружают струги во Фридрихштадте (Яунелгаве), причиняя тем самым большие убытки рижанам. В свою очередь у герцога Ордин-Нащокин закупал зерно для нужд армии.
Летом 1657 года произошло новое наступление русской армии в направлении Риги, хотя Боярская дума и Алексей Михайлович еще в феврале приняли решение заключить мир со Швецией. Однако начало переговоров оказалось неудачным, поэтому царь вновь сосредоточил крупные силы у шведских рубежей в Лифляндии. Узнав об этом, герцог Яков поспешил направить царю просьбу возобновить распоряжение о ненападении на Курляндию. Однако продвижение русских сдержала эпидемия чумы, которая летом и осенью 1657 года постигла как Лифляндию, так и Курляндию. Многие рижане покинули город, шведские войска под командованием М. Г. Делагарди также направились в Вольмар (Валмиеру) и далее в Ревель (Таллин). А. Л. Ордин-Нащокин, который был широко известен своими антишведскими настроениями, уже в июле посоветовал царю использовать это обстоятельство, чтобы взять Ригу, к тому же распространились слухи, что Делагарди умер. Он также призывал Якова убедить рижан сдаться и был очень недоволен позицией герцога, который считал, что сейчас лучшее время для заключения мира со шведами. К сожалению, усилия герцога не получили отклика и на шведской стороне. Более того, шведы обвинили Якова в том, что он настроил Россию против Англии и Швеции утверждением, что оба эти государства хотят вытеснить Россию из торговли на Балтийском море. В основе этого обвинения лежал резкий отказ русской стороны во въезде английскому посланнику Ричарду Брэдшоу (Bradshaw), который в конце июля 1657 года прибыл в Митаву. Шведы обвинили герцога также в попытке подкупить посланника, чтобы выведать содержание его инструкции, и утверждали, что при помощи Брэдшоу Яков хотел повернуть направление английской торговли из Риги в Митаву. Однако в октябре Алексей Михайлович вновь заверил Якова в том, что желает заключить мир со шведами. Русская армия, которая дошла до Эвст-Шанца и тяжело страдала от чумы, поздней осенью выступила в обратный путь и в ноябре уже была у Динабурга. Как и обычно на марше, несмотря на все обещания, не обошлось без эксцессов, в которых пострадала территория герцогства. Как писал герцогу 28 ноября 1657 года Генрих фон дер Тиннен, к нему явился некий русский офицер с 40 солдатами, которые забрали продовольствие и несколько подвод, затем приехали два русских посланника вместе с датскими посланниками со свитой и 30 солдатами из Кокенгузена – всего 60 человек. Все они, заночевав в имении Тиннена, избили местных людей, вели себя самоуправно и забрали 40 лошадей из имения и у крестьян, которых позднее все же отдали в Друе.
Помимо столкновений со шведами в 1657 году у русских были также военные столкновения с польско-литовскими войсками. Параллельно в Вильно в сентябре начались польско-русские переговоры. Одним из важнейших требований царя, как и прежде, было утверждение его кандидатуры для избрания королем Польши после смерти Яна Казимира. Этот вопрос обсуждался также в беседе князя Д. Е. Мышецкого с представителями герцога 15 (25) октября по его приезде в Митаву на обратном пути из Дании. Очевидно, под впечатлением такой перспективы составлялся проект договора между герцогом Яковом и российским царем, текст которого якобы был получен из Москвы 30 января (9 февраля) 1658 года. Хотя в латвийском архиве не сохранилось никаких сведений о намерении герцога заключить этот договор, Н. Бантыш-Каменский пересказывает десять его пунктов, оценивая этот проект договора как просьбу герцога о принятии под протекторат или в подданство России («в совершенное российское защищение или подданство»). Однако, если учесть вопросы, которые предусматривалось включить в договор, видно, что герцог лишь обещал помочь царю в его притязаниях на польский трон, а в случае, если бы это произошло, герцог, в свою очередь, должен был получить Курляндию в полное управление; ему не нужно было давать никаких присяг на верность и его нельзя было называть подданным («не должен князь называться подданным»). Фактически это был договор о содружестве, при осуществлении которого Яков получил бы если не суверенитет, то все же еще большую свободу действий, чем при существовавших вассальных отношениях с Польско-Литовским государством. Однако информация о заключении договора отсутствует, и последующие события не подтверждают, что этот документ имел какие-либо ощутимые последствия. Так же и в дальнейшей переписке герцога с царем этот договор не упоминается.
Политика России в 1658 году был направлена на заключение мира как с Польско-Литовским государством, так и со Швецией. Очередные польско-русские переговоры в Вильно, которые проходили летом-осенью 1658 года и на которые герцог в качестве своего наблюдателя направил управляющего имением Тауэркалн (Тауркалне) Георга Холовня-Спаски (Hollownia Spaski), опять закончились без последствий. В свою очередь со шведами русским уже в апреле удалось заключить перемирие, которое должно было начаться 20 мая, и достичь соглашения о созыве собрания посланников. Оно состоялось на территории Эстляндии, и в результате заключенное 20 (30) декабря 1658 года Валиесарское перемирие было продлено еще на три года. Во время переговоров царские послы под руководством князя Ивана Семеновича Прозоровского потребовали, чтобы шведская сторона подтвердила нейтралитет Курляндского герцогства, на что шведы ответили, что это в ведении короля, но все же земли герцогства были включены в договор. Однако реально это ничего не давало герцогству, ибо уже в октябре шведы вероломно заняли Митаву и взяли в плен герцога с семьей. Вскоре также пали Бауск и Доблен (Добеле), а в начале 1659 года в руках шведов оказалось все герцогство. Оккупация вызвала движение сопротивления, в котором участвовали и помещики, и горожане, и крестьяне, однако большее значение в освобождении герцогства от шведов имели польско-литовские войска и армейские отряды, посланные бранденбургским курфюрстом. Поскольку русские по-прежнему воевали с поляками и литовцами, они воспользовались случаем и вступили в герцогство. Еще в начале весны 1660 года в руках русских находились территории герцогства вблизи Зельбурга и Динабурга, включая Фридрихштадт, где они также взимали пошлину. Только в июле 1660 года, когда герцог уже возвратился из плена, русские покинули Фридрихштадт и другие территории.
После возвращения Якова на курляндский трон отношения с русскими оставались сравнительно дружественными, и в начале 1661 года А. Л. Ордин-Нащокин побуждал герцога приложить все усилия, чтобы добиться заключения мира между Россией и Польско-Литовским государством. Ордин-Нащокин также желал, чтобы Яков добился согласия бранденбургского курфюрста на посредничество в мирных переговорах, дабы не допустить участия в организации переговоров Франции, так как считал, что это повредит интересам России. Однако между обеими сторонами возникли и некоторые разногласия. Прежде всего русские были чрезвычайно недовольны фактом, что среди 78 польских пленных, отправленных из Кокенгузена в Москву, были также курляндцы, однако Ордину-Нащокину удалось предотвратить всплеск насилия. В свою очередь герцог отказался переслать дальше в Пруссию письмо Ордина-Нащокина с призывом поступать на военную службу в Россию, сочтя, что это было бы неэтично по отношению к бранденбургскому курфюрсту, который все еще не заключил мир с русскими. Ордин-Нащокин оправдывался, что наемники вербуются для борьбы с неверными (крымским ханом. – М. Я.). Вербовка велась и на других германских территориях, при этом планировалось перевозить завербованных солдат из Любека и Гамбурга в Либаву (Лиепаю). Узнав об этом, Яков направил к Ордину-Нащокину зельбургского обер-гауптмана Вильгельма Фридриха Таубе с протестом, ибо полагал, что передвижение наемников России через Курляндию создаст угрозу герцогству с польско-литовской стороны. Ордин-Нащокин признал аргументы герцога справедливыми и обещал при помощи царских факторов перенаправить корабли в Ригу или в какой-либо из портов в Эстляндии.
Наряду с политическими контактами продолжалось и экономическое сотрудничество. Так, весной 1661 года при посредничестве В. Ф. Таубе герцог закупил у русских купцов в Кокенгузене около 200 берковцев конопли и неназванное количество льна. Летом 1663 года на службу к герцогу поступили трое русских, которые специализировались на выращивании конопли и были готовы перевезти в Курляндию также свои семьи. В свою очередь царь интересовался возможностью построить в Курляндии за свой счет корабли для совместной торговли в Индии и несколько раз просил герцога послать в Россию специалистов по металлопромышленности и др. Относительно строительства кораблей курляндский канцлер Фелькерзам, который в феврале 1661 года встретился с царским посланником Иваном Афанасьевичем Желябужским, ответил, что царю было бы выгоднее самому строить их в Архангельске, и позднее герцог послал также подробные указания в этой области. Герцог также неоднократно посылал запрашиваемых специалистов – как из Курляндии, так и завербованных в иностранных государствах. Леонард Марселис в 1668 году нанял в Курляндии шестерых мастеров по литью металлов для работы на своих предприятиях в России. Кроме того, в 1672 году находившийся на российской службе полковник Николай фон Штаден (von Staden) искал в Курляндии музыкантов для царского двора.
В соответствии с Кардисским мирным договором, который 21 июня (1 июля) 1661 года был заключен между Россией и Швецией, русские обязались начиная с 16 августа отдавать шведам занятые в Лифляндии замки, в том числе и Кокенгузен. Уже в июле русские стали вывозить свое имущество из Кокенгузена в Псков, а в сентябре замок переняли шведы. В это время Ордин-Нащокин с подчиненными ему армейскими отрядами находился в Польской Лифляндии. Русские по-прежнему воевали с поляками и литовцами, и военные действия происходили не только на Украине, но и в непосредственной близости от герцогства. Информацию о событиях в России и о передвижениях русской армии в 60—70-х годах XVII века герцог получал главным образом при посредничестве зельбургского обер-гауптмана В. Ф. Таубе, который поддерживал связи с динабургскими воеводами, а также с помещиками в Шведской и Польской Лифляндии, засылал шпионов, собирал сведения у проезжих и т. д. Воспользовавшись ситуацией, когда русская армия под командованием князя Ивана Андреевича Хованского в конце лета 1661 года потерпела тяжелое поражение от поляков, к тому же и позднее русским не очень везло, Яков еще раз попытался получить Динабург. Только на этот раз предложение герцога не относилось к секвестру – он предлагал откупить Динабург у русских. Понятно, что царь эту идею не принял.
В июле 1663 года польско-литовские войска, в рядах которых сражался также перешедший со службы у герцога к польскому королю полковник Иоганн Любек (Luebeck), известный под кличкой Слепой Валентин, безуспешно пытались взять Динабург, и герцогу пришлось оправдываться перед царем, что курляндцы в этом наступлении не участвуют. В начале сентября 1665 года, преследуя польско-литовские отряды, русские под командованием И. А. Хованского вступили в герцогство, и 25 августа (4 сентября) вблизи Иллукста произошел бой, после которого русские возвратились в Динабург, а поляки ушли в Белоруссию. Однако уже в середине сентября армейские отряды литовского гетмана Михаила Паца опять осадили Динабург, построив также шанцы для обстрела на принадлежавшем герцогству левом берегу Двины, однако взять город не смогли. Протестуя против вступления русской армии на территорию герцогства, Яков направил к динабургскому воеводе Богдану Мироновичу Неклюдову сына канцлера Иоганна Вольтера фон Фелькерзама и зельбургского обер-гауптмана В. Ф. Таубе, а к царю – Каспара Плятера. И воевода, и царь обещали, что впредь ничего подобного не случится и нейтралитет Курляндии будет соблюдаться, однако призвали и герцога не допускать продвижение противника через герцогство. Одновременно царь потребовал, чтобы герцог поставлял продовольствие для динабургского гарнизона за последующую оплату, поскольку ресурсы Польской Лифляндии были исчерпаны.
После заключения перемирия в селе Андрусово 30 января (9 февраля) 1667 года между Россией и Польско-Литовским государством русские ушли из Польской Лифляндии, и тем самым в Прибалтике был восстановлен status quo. Россия по-прежнему использовала Курляндию как дипломатический канал для переправки послов и корреспонденции. В 1668 году в герцогстве было запланировано собрание польско-литовских, шведских и русских посланников, организованное А. Л. Ординым-Нащокиным, чтобы обсудить вопросы торговли. Однако в Курляндию прибыли только русские посланники А. Л. Ордин-Нащокин, И. А. Желябужский и дьяк Иван Горохов, которые несколько недель напрасно прождали представителей Польши и Швеции. В дальнейшем интенсивность курляндско-российских дипломатических связей снизилась, однако зельбургский обер-гауптман В. Ф. Таубе пристально следил за событиями на российском пограничье, особенно относящимися к передвижениям армии. Большее беспокойство возникло в августе 1675 года, когда русские вторглись в шведские владения у Нарвы, однако ограничились лишь грабежом продовольствия. Для предотвращения разногласий в Эстляндии и на шведско-российской границе была созвана конференция представителей обеих сторон, однако она окончилась безрезультатно, и армия Хованского стояла в готовности в окрестностях Пскова. Хотя Россия все же не осмеливалась начать военные действия против Швеции, ибо в тот момент опасалась вторжения турецкого султана на Украину, герцог Яков счел необходимым добиться от России возобновления признания нейтралитета. Эту миссию он доверил В. Ф. Таубе, который весной 1676 года стал ландмаршалом герцогства. При этом Таубе было поручено поприветствовать от имени герцога пятнадцатилетнего царя Федора Алексеевича (1676–1882), который взошел на престол после смерти Алексея Михайловича 29 января 1676 года (с. ст.), а также сообщить о смерти герцогини Луизы Шарлоты. Ландмаршал отправился в путь в конце августа 1676 года и в ноябре добрался до Москвы, где получил аудиенцию у царя и вел переговоры с боярами. Российская сторона подтвердила свое дружественное отношение к Курляндии, однако сведения о письменном обещании нейтралитета отсутствуют.
Следует отметить, что в связи с миссией Таубе в предшествующую историографию вкрались ряд ошибок, которые показывают некритическое использование произведения Отто Мирбаха (Mirbach) «Письма из и в Курляндию». Произведение О. Мирбаха состоит из писем вымышленных персонажей, которые сочинены с использованием документов разных эпох и цитат из книг, т. е. это роман в письмах о времени герцога Якова. Однако общественность воспринимает «Письма» как серьезное исследование, и это ложное представление, к сожалению, все еще не преодолено. Так, Александр фон Рихтер (Richter) и вслед за ним Август Зерафим (Seraphim) в своих трудах цитируют письмо созданного Мирбахом персонажа – Александра Таубе о визите в Москву в июле 1675 года, во время которого он передал царю просьбу герцога оказать курляндцам помощь в случае прорыва шведов из Лифляндии в Пруссию в связи с вступлением Бранденбурга в войну против Швеции на стороне Франции. Царь якобы тут же повелел послать 50-тысчную армию к рубежам Лифляндии, чтобы не допустить никакого насилия со стороны шведов. Однако, как уже упоминалось, в Москве побывал не мифический Александр Таубе, а Вильгельм Фридрих Таубе, визит состоялся осенью 1676 года, войска русских в районе Пскова были сосредоточены в связи с их собственными планами, а шведский прорыв в Пруссию произошел в 1678 году.
В последние годы жизни герцога Якова в отношениях с Россией никаких изменений не произошло. В. Ф. Таубе, который часто находился в своем имении Пикстерн, по-прежнему поставлял информацию о событиях в России, а русские послы ездили через Курляндию. В ноябре 1681 года Таубе якобы во второй раз прибыл в Россию, где на переговорах с боярином Иваном Михайловичем Милославским передал предложение герцога об обмене драгоценных камней на смоленские товары – поташ и пр., однако сделка скорее всего не состоялась в связи со смертью герцога Якова 31 декабря 1681 года. В апреле следующего года умер и царь Федор Алексеевич. В связи с этим и в Курляндии, и в России началась новая эра, но это уже другая история.
* * *
Подводя итоги, можно заключить, что инициативы курляндского герцога Якова в установлении связей на официальном уровне сначала не получили отклика со стороны царского правительства. Только в 1654 году, когда после начала войны с Польско-Литовским государством для России стала важна позиция курляндского герцога, царь проявил заинтересованность — и дипломатические отношения были установлены. Их интенсивность была большей во время русско-шведской (1655–1661) и русско-польско-литовской (1654–1667) войн, когда русским удалось на время занять Польскую Лифляндию, установив там также свое управление. В целом отношения герцогства с Россией можно обозначить как дружественные, хотя не обходилось и без характерных для военного времени эксцессов. К тому же, судя по доступным до сих пор автору источникам, для российской стороны эти отношения были более выгодными, чем для Курляндии, поскольку герцог обеспечивал свободный путь для послов, а также снабжал российскую армию продовольствием и выступал как посредник в обмене пленными (то же самое и еще больше Якову приходилось обеспечивать и для остальных воюющих сторон). В свою очередь Курляндия имела выгоду от экономических связей, развивавшихся, несмотря на военные действия, и от наплыва русских беженцев в герцогство. По окончании войн прямые контакты на уровне должностных лиц во второй половине XVII века стали более редкими, однако больше никогда не прерывались совсем. На протяжении следующего столетия Россия стала доминирующей силой в регионе и приобретала все большее влияние также во внутренних делах Курляндии, что в конце столетия привело к включению герцогства в состав Российской империи.
