Spread the love

Пухляк О.Н. 100 русских портретов в истории Латвии / Ред. Г.Смирин. Рига: D.V.I.N.A, 2008. 222 [1] с., [8] л. ил.

СОДЕРЖАНИЕ

Петр Первый (1672-1725)
Анна Иоановна (1693-1740)
Николай Лесков (1831-1895)
Алексей Толстой (1817-1875)
Вера Мухина (1889-1953)
Фридрих Цандер (1887-1933)
Мстислав Келдыш (1911-1978)
Сергей Эйзенштейн (1898-1948)
Мать Мария (1891-1945)
Юрий Тынянов (1894-1943)
Александр Пороховщиков (1892-1940)
Александр Колчак (1874-1920)
Николай Гумилев (1886-1921)
Георгий Гончаренко (Галич) (1877-1940)
Николай Богданов-Бельский (1868-1945)
Василий Синайский (1876-1949)
Михаил Чехов (1891-1955)
Николай Задорнов (1909-1992)
Валентин Пикуль (1928-1990)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Замысел этой книги возник давно, однако многолетние попытки автора реализовать проект не имели успеха. И вот благодаря латвийской общественной организации «D.V.I.N.A.» и российскому фонду «Русский мир» замысел осуществился.
Сто русских Латвии – кто они? В памяти всплывает множество имен, и тут же возникает лавина вопросов: как считать? кого считать? кто, пользуясь словами Маяковского, «матери-истории более ценен»?

Первым встает вопрос, кого следует считать русским деятелем

Создатель Толкового словаря живого великорусского языка Владимир Иванович Даль – наполовину немец, наполовину датчанин, но от этого никто из нас не перестанет считать его замечательным русским писателем и лексикографом. Никто не усомнится назвать Бориса Годунова русским царем, но современники называли его не иначе как татарином, а с портретов на нас действительно глядит лицо восточного человека. Ни у кого не возникнет сомнения, к кому причислить, например, знаменитого художника Эль Греко – конечно, к испанским живописцам, и «за кадром» останется то, что Эль Греко – это просто обозначение национальности – грек, а настоящее имя художника – Доминикос Теотокопулос. И тогда возникает стройная чреда имен, вроде и нерусских по звучанию, но все-таки русских: Барклай-де-Толли, Растрелли, Паулуччи, Ливен и далее, далее …

Другой неменее щекотливый вопрос–каким периодом ограничиться

Считается, что настоящее начинает становиться прошлым, т. е. предметом исторической науки, когда уже не осталось современников исследуемых событий. Однако в таком случае могут ли попасть в список «ста» наши современники? Если мы говорим об общественных деятелях, велика опасность, что сыграют свою роль сиюминутные конъюнктурные соображения. Но изменится ли со временем оценка полета в космос, призового места на Олимпийских играх или на конкурсе Евровидения? Очевидно, что деятели культуры, спортсмены, космонавты останутся таковыми независимо от того, что будет завтра.

Еще один вопрос: какой отрезок времени должен прожить человек на территории Латвии, чтобы претендовать на попадание в список? Или достаточно только родиться в Риге или Даугавпилсе? Ставя условие, чтобы большая часть жизни человека прошла в Латвии, мы рискуем вычеркнуть из аналогичного списка даже целый ряд самых известных латышей. Так что и этот вопрос решается на уровне интуиции.

И еще. Не возьму на себя смелость составить рейтинговый список. «Сто» – это не сто самых известных… Для меня это попытка рассказать о многовековом и многоликом русском мире Латвии.

Прежде чем появился список «ста», была составлена таблица. По горизонтали она была разбита на отрезки: до XIX века каждый отрезок – в сотню лет, далее – по пятьдесят, наконец, ближе к нашим дням – по четверти века. По вертикали таблица была разбита на ячейки по роду деятельности. Например: литература, живопись и скульптура, предпринимательская деятельность, система государственного управления и т. д. Эта таблица составлялась для того, чтобы из множества имен затем выделить сто, представляющих разные сферы деятельности, в которых в разное время в Латвии проявили себя русские. И в самом деле, если генерал-губернаторами назначались известные вельможи, не вносить же в список всех русских генерал-губернаторов!
Не могу не признаться в том, что порой выбор персонажей для этой книги за меня делала судьба. К примеру, я не решусь определить рейтинг узнаваемости двух великолепных педагогов, начавших свою педагогическую деятельность в Риге еще до Первой мировой войны и продолжавших ее в 20–30-е годы. Имею в виду руководителей частных женских гимназий Л. И. Тайлову и О. Н. Лишину. Но так уж получилось, что жизнь свела меня с внуком Олимпиады Николаевны Лишиной, Георгием Николаевичем, и ее ученицей – замечательнейшим человеком Ираидой Васильевной Горшковой. И как-то само собой получилось, что судьба Олимпиады Николаевны стала мне ближе и понятней. И это не единственный пример. Много ценных советов я получил также от моих наставников на стезе истории – Эрика Адольфовича Жагарса и Бориса Федоровича Инфантьева.

Выражаю признательность за помощь в сборе материалов Георгию Николаевичу Фессалийскому, за терпение и ответственность – редактору Григорию Ефимовичу Смирину, а Вере Юрьевне Корчак и Андрею Игоревичу Яковлеву – за активное продвижение этого проекта. И конечно, книга не состоялась бы без понимания и поддержки моей мамы Нины Ивановны, друзей и коллектива рижской Универсальной средней школы, в которой преподаю детям историю.

Как автора меня всегда гложет червь сомнения – кого-то пропустил, что-то недосказал. К тому же и данных о некоторых персонажах известно недостаточно. В ряде случаев отсутствующие их портреты заменены изображениями исторических типажей (они помечены знаком «кисть»). Конечно, лучше всего было бы выйти за пределы ста имен и попытаться остаться вне критики. И все же надеюсь, что в судьбах и этих «ста», как в зеркале, отразилась вся русская история Латвии со времен стародавних, почти былинных…
С древнейших времен в Восточной Европе балтские и славянские племена находились в постоянном и тесном контакте. На территорию Восточной Латвии, заселенную до того финно-угорскими племенами, балтские племена пришли с территории современной Литвы. Анало-гичное движение славян в северном направлении привело в VI веке к их проникновению в южные и восточные области балтийского региона. О времени позднее Великого переселения народов известно, что племена куршей, латгалов, земгалов (предки латышей) и ливов то платили дань русским князьям и принимали участие в их военных походах, в том чис-ле в известном походе князя Олега на Константинополь, то поднимали восстания и обретали самостоятельность. Существуют упоминания о выходцах из балтских и финно-угорских племен, занимавших высокое положение при дворе киевских князей. Князь Владимир даже использовал «лучших мужей» из балтских и финно-угорских племен для заселения юж-норусских «градов».

Наиболее тесные контакты сложились между латгалами и криви-чами. Этим связям кроме простого географического соседства и общего торгового пути по Западной Двине (Даугаве) способствовало то, что оба племени появились в регионе почти одновременно. Латгалы, миг-рируя с территории современной Литвы, осели в Восточной Латвии в VI–VII веках, вытеснив отсюда коренное население – ливов. Кривичи рас-селились на своей обширной территории в VII–VIII веках.

Одним из важнейших интересов Киевской Руси в Прибалтике было поддержание регулярных, стабильных контактов (главным образом торговых) со странами Запада. Поэтому многочисленные находки, свя-занные с русской культурой, встречаются главным образом у торговых путей – по берегам Даугавы, в меньшей степени – вдоль Гауи.

После распада Киевской Руси власть русских князей над Прибалти-кой ослабла, а сразу после раздела единого государства на уделы даже вообще прекратилась. В дальнейшем земли Восточной Прибалтики ока-зались под контролем Пскова и Полоцка, которые не испытывали недо-статка в землях. Для них гораздо важнее были устойчивые торговые связи с Западом. В XII – начале XIII века русские купцы встречались на морских путях Балтики так же часто, как готские, шведские, немецкие. Для этого было важно контролировать коммуникации, ведущие из Руси на Запад, а именно реки. Контроль над торговлей по Гауе осуществлял Псков, по Даугаве – Полоцк. Так, полоцкие князья приложили огромные усилия для установки по всему течению реки так называемых «двинских камней» в качестве ориентиров для навигации. Для удержания контроля над речным путем Полоцком были основаны города Кукенойс и Герцике, которые потом превратились в особые уделы-княжества. Большинство современных историков считают, что это нынешние Кокнесе и Ерсика в Латвии.

После того как крестовые походы распространились и на Восточную Прибалтику (Ливонию), начинаются столкновения немцев с полоцкими князьями, а в первую очередь – с Кукенойсом и Герцике. Чуть позднее в эту борьбу были вовлечены Новгород и Псков. События тех лет наиболее подробно изложены в написанной на латыни хронике монаха Генриха. (В советской историографии летописец известен под именем Генрих Лат-вийский, или Генрих Латыш, по-латышски – Indriķis). В хронике довольно подробно рассказывается о правивших в те годы в Герцике и Кукенойсе кня-зьях: в первом городе это Wissewaldus, (в русской традиции – Всеволод), во втором – Vetseke (в русской традиции – Вячко). Средствами латышс-кого языка эти имена объясняются так, что в первом случае следует чи-тать Visvaldis («всем правящий») (во втором – Vēcākais («старейший», «старейшина»). Впрочем, следует иметь в виду, что и полоцкий князь Владимир в хронике Генриха проходит под именем Woldemaro de Ploceke. Не следует также забывать, что в древнерусском языке существовала тенденция наполнять гласными каждое слово до предела. Поэтому имя Владимир произносилось скорее как Володимире, Всеволод – Высеволоде, Вячко – Вячеко, Полоцк – Полотеск, а Псков – Плесков и т. д.
Помимо хроники Генриха, известий о Всеволоде и Вячко не так уж и много. Сегодня существует несколько вариантов реконструкции родо-словия Всеволода и Вячко. Порой их называют родными братьями. И еще их часто называют белорусскими князьями. Можно сказать и так, ибо в то время не было ни русских, ни белорусов, ни украинцев в нашем современном понимании. Этногенез этих народов – длительный и слож-ный процесс, который относится не только к Средневековью. Приме-нительно к тому времени правильнее говорить о древнерусской народ-ности. Если же права поговорка «со стороны виднее», то папа римский Климент III в 1188 году утвердил Икскюльское епископство (нынешнее Икшкиле в Латвии) in Ruthenia; (т. е. на Руси), папа Гонорий III в 1224 году упоминает ливонских епископов с их людьми как fideles per Russiam constituti, а папа Урбан IV в 1264 году считает нынешнюю Восточную Латвию расположенной в Russiae.

Петр Первый

За всю историю Риги ни одна коронованная особа не бывала в городе так часто, как Петр I (1672–1725). Впервые он побывал здесь в 1697 году в составе Великого посольства, затем у стен осажденного города в 1710 году, а в дальнейшем еще семь раз. И если после первого визита Петр остался недоволен приемом, то впоследствии Рига стала одним из его самых любимых городов. Мало кто из правителей лично уделял столько внимания развитию города, как этот монарх.

Рассматривая действия Петра сквозь призму латвийской истории, часто акцентируют то, что жестокий характер царя наложил отпечаток на характер войны, которая опустошила край. При этом приводится ставшая хрестоматийной цитата из письма Б. П. Шереметева Петру I о том, что рейдами драгун приграничные территории опустошены настолько, что шведы не смогут собрать здесь провиант. Но, как правило, не вспоминают о том, что тот же Шереметев всего несколькими годами позднее, будучи рижским генерал-губернатором, 5 октября 1710 года писал: «…не могу рассудить, как возможно провиант с них [т. е. с латышских крестьян] собирать…» Поэтому он решил ограничиться только сбором ячменной муки, а скот брать не велел, «дабы тем в большую руину не привесть». При этом следует учитывать, что опустошение территорий противника – обычная практика армий того времени, поскольку снабжение войск было весьма несовершенным и они кормились с тех деревень и городов, которые располагались поблизости.

Интересно отметить отношение царя к городу, захваченному после долгой осады. Возможно, что это легенда. Осматривая Дом Черноголовых всего через несколько дней после капитуляции Риги, Петр остановился перед портретом Карла XII и воскликнул: «Вот мой брат, научивший меня военному искусству!» Портрет шведского короля, повешенный в Доме Черноголовых в те времена, когда Рига принадлежала Швеции, остался висеть на своем месте. Более того, над входом в дом Рейтерна, построенный при шведах, помещен символический барельеф: лев, терзающий лежащего на спине медведя. Аллегорические фигуры животных должны были символизировать Швецию (лев на ее гербе) и Россию (традиционно ассоциируемую с медведем). Можно было предположить, что барельеф будет сколот, однако вот уже более трехсот лет он украшает этот памятник архитектуры.

Петру Рига обязана своими каштанами. В городе эти деревья не росли, пока по распоряжению царя несколько десятков деревьев было закуплены в Данциге (Гданьске) и высажены в Риге. По распоряжению царя для рижан, живших в тесном, зажатом валами городе или в еще менее презентабельных форштадтах (предместьях), был разбит парк, именовавшийся ранее Царским садом (ныне парк Виестура). Царь сам сделал наброски планировки сада и даже собственноручно посадил здесь вяз, простоявший почти триста лет и спиленный сравнительно недавно по причине старости. Липовые аллеи были высажены в парке из деревьев, выписанных царем из Голландии. Посещение парка было бесплатным для всех желающих – редкое по тем временам в Европе явление. Парк быстро стал любимым местом отдыха рижан.

В 1721 году, когда от удара молнии загорелась церковь Святого Петра, царь Петр находился в Риге. Он лично принял участие в тушении пожара, а также молился у алтаря горящего храма о прекращении огня и покинул церковь незадолго перед тем, как обвалился горящий шпиль. Петр предпринял решительные меры для восстановления шпиля в прежнем, поразившем царя своей красотой виде.
В 1903 году Рижская городская дума приняла решение воздвигнуть памятник Петру Первому к 200-летию вхождения Риги в состав России. На объявленный конкурс было прислано 58 работ не только российских, но и зарубежных авторов. Победителем конкурса стал немец Густав Шмидт-Кассель, представивший проект под девизом «Война и мир». Памятник был открыт в 1910 году и находился на нынешнем месте памятника Свободы. Был демонтирован в годы Первой мировой войны.

Анна Иоанновна

Будущая курляндская герцогиня и российская императрица Анна (1693–1740) была второй из трех дочерей Иоанна (Ивана) Алексеевича (брата и соправителя Петра I) и Прасковьи Салтыковой. Когда цесаревна была обучена читать, считать, писать и рукодельничать, дядя Петр решил обучить ее немецкому и французскому языкам и европейским танцам. Петр ломал устоявшийся порядок, по которому царевнам была одна дорога – в монастырь, ибо он планировал родниться с европейскими монархами. Если, как отмечал в 1710 году датский посол Юст Юль, Анна и ее сестры «говорят немного по-французски, по-немецки и по-итальянски», то танцам мешала комплекция очень высокой и тучной царевны. При этом она была смугла лицом и слегка рябовата – и это в то время, когда ценилась белизна кожи и женщины покрывали себя пудрой, как штукатуркой. Анна росла девушкой угрюмой и замкнутой. Такой и застал ее будущий жених – курляндский герцог Фердинанд.

Вопрос о женитьбе был решен уже задолго до их личного знакомства. Курляндское герцогство, бывшее вассалом Речи Посполитой, в годы Северной войны контролировалось сначала шведскими, а затем русскими войсками. Война заканчивалась, определялись новые границы. Польша, претендовавшая в начале войны на Эстляндию и Лифляндию, соглашалась, что они станут частью России, но Курляндию предполагала сохранить в прежнем статусе. Царь Петр пошел на этот компромисс, но, решив выдать одну из своих племянниц за курляндского герцога, рассчитывал и дальше контролировать ситуацию в герцогстве. Юный герцог, чья власть была слабой, рассчитывал, что этот брак укрепит его собственные позиции. Гофмаршал герцога, прибывший в Петербург в июне 1710 года для заключения контракта, остановил свой выбор на симпатичной и веселой царевне Екатерине, но Петр имел относительно нее другие планы и счел, что курляндцу сойдет и Анна. Свадьбу сыграли в ноябре того же года, а в январе по пути в Курляндию, всего в сорока верстах от Петербурга, герцог Фердинанд скончался от лихорадки. Овдовев через два месяца после свадьбы, Анна захотела остаться в России, но царю Петру она была нужна в Митаве (Елгаве) – столице Курляндского герцогства.

Положение Анны в Митаве было сложным. Местное дворянство своим герцогом признавало поставленного Польшей Фердинанда – дядю ее покойного мужа. Герцогиня Анна оказывалась практически без доходов. Оставалось рассчитывать только на строжайшую экономию и дотации из России. Какие-то поместья Петр все-таки выбил для племянницы и для управления ее делами в 1712 году направил в Митаву П. М. Бестужева-Рюмина. Сама же Анна чувствовала себя в Митаве лишней и ненужной и при всяком удобном случае стремилась вырваться в Россию. Много времени в 1714–1718 годах она проводит у матери в подмосковном Измайлове и Петербурге, стараясь задержаться там как можно дольше под любым предлогом. Но царь Петр непреклонно возвращает герцогиню в ее столицу. За это время Петр сам побывал в Курляндии и принял решительное участие в обустройстве дел племянницы.

ЧерезнекотороевремяпроизошлоличноесближениеАннысБестужевым, управлявшим делами двора герцогини, и он стал ее фаворитом – свой, русскийвнемецкомкрае.ОткрывавшиесядляАннывозможностивступить в законный брак и создать семью не реализовались. Среди ее потенциальных женихов были ландграф Гессен-Гомбургский, принц Ангальт-Цербстский, саксонский генерал-фельдмаршал Флеминг и др., но политика была превыше всего. Одна кандидатура не устраивала Россию, другая вызывала неудовольствие Польши. В итоге то одна, то другая страна прилагали титанические усилия, чтобы не допустить через неправильный, с точки зрения этого государства, брак ослабления своих позиций в Курляндии. В 1718 году дело дошло даже до того, что с Карлом Бранденбургским, племянником прусского короля, был заключен брачный договор, но последний шаг сделать так и не удалось. Последняя попытка – 1726 год: сын польского короля Мориц Саксонский, в будущем один из величайших полководцев Европы. Однако опять интересы политики не привели к венцу.

1730 год все изменил в одночасье. Из обездоленной вдовствующей герцогини, не имеющей права распорядиться даже в своем маленьком государстве, Анна Иоанновна сделалась всероссийской императрицей. Виднейшие российские вельможи планировали ввести «кондиции», ограничивавшие права монарха, и сделать Анну марионеткой в своих руках. Однако введения конституционной монархии Анна не допустила, зато сделала вывод, что если уж доверять, так курляндским дворянам и прежде всего Эрнсту Иоганну Бирону, ставшему при ней фактическим правителем России. Так начался в истории Российского государства период, известный как бироновщина, а Курляндия получила два архитектурных шедевра – Рундальский и Елгавский дворцы.

Николай Лесков

Николай Семенович Лесков (1831–1895) – известный русский писатель. Его повесть о Левше стала хрестоматийной. С Ригой писатель связан своей командировкой для изучения образования в старообрядческой среде, а также своими частыми приездами на Рижское взморье.

Он родился в Орловской губернии в семье выслужившего дворянское звание выходца из духовенства. В 1847 году после смерти отца Николай поступил на службу канцеляристом в Орловскую палату уголовного суда. В 1857 году поступил на частную службу, став агентом по управлению имениями Нарышкина и Перовского, много времени проводил в разъездах по России. Это обогатило его запасом наблюдений. На 30-м году жизни Лесков начинает печататься. В 1861 он переезжает в Петербург, где сотрудничает в ряде журналов – «Отечественных записках», «Северной пчеле», «Русской речи» и др. Первоначально Лесков считался либералом, однако после ряда публикаций стал мишенью самых яростных нападок со стороны так называемой разночинской критики. Писатель все более и более начинает ориентироваться на славянофилов.

В годы реформ 60-х годов пересматриваются многие прежние взгляды. Общество ищет также новый подход к взаимоотношению власти со старообрядцами. Старообрядцы Риги сделали попытку открыть легальную школу, в которой помимо основных наук изучалось бы и все, что касается старообрядческой веры и ритуала, однако к такой либерализации правительство было не готово и разрешение не было дано. Начинается поиск компромисса. В этой связи Лесков получил от Министерства народного просвещения задание разобраться на месте. Правительство позаботилось о том, чтобы командированный был допущен ко всем необходимым документам, хранящимся в Риге. Со своей стороны старообрядцы дали ему рекомендательные письма к своим рижским единоверцам.
В августе 1863 года рижский генерал-губернатор барон Ливен извещал, что для изучения раскольничьих школ предоставил Лескову «все касающиеся этого предмета дела моей канцелярии, где он занимался постоянно, а для того, чтобы видеть и ознакомиться с действительной жизнью здешних раскольников, с внутренним их бытом, г. Лесков поселился между ними и жил у одного из них…» – просмотрев архивные дела, Лесков решил перебраться в Московский форштадт, чтобы ближе познакомиться с жизнью старообрядцев.
«Наконец, меня привезли на Московский форштадт… – вспоминает писатель, – в дом эконома Ионы Федотовича Тузова. Я не дал заметить, что понимаю мой почетный арест, и поселился жить под полицейским надзором моего хозяина». «С отцами духовными я тоже сошелся, – добавляет Лесков, – и заслужил у них мнение, довольно выгодное для меня… Но шли дни с мирными обедами и задушевными беседами, а я узнавал очень мало. «Погоди, – отвечали мне. – С летами все узнаешь». Я сидел в архиве; ездил с раскольницами за город, на общественную мызу Гризенберг; со всеми стал как свой, а по вечерам и ночам таскался в черные дыры раскольничьего пролетариата, где… нашел много вещей, необыкновенно интересных в беллетристическом отношении».

В результате из-под пера Лескова вышло несколько работ. Одна из наиболее известных – эссе «О раскольниках города Риги преимущественно в отношении к школам», опубликованное Министерством народного просвещения малым тиражом (60 экземпляров) для служебного пользования. Ряд заметок опубликованы в журнале «Библиотека для чтения»: «Раскольничьи школы», «С людьми древлего благочестия»; публикации в «Северной пчеле»: «Старообрядцы как соревнователи просвещения», «Рижским беспоповцам» и ряд других публикаций в этих и других изданиях.

Главный вывод Лескова – репрессивные меры ничуть не содействуют переходу старообрядцев в официальное православие. Многие ходят в подпольные старообрядческие школы, о существовании которых, впрочем, знает местная администрация. Большинство вообще не получают систематического воспитания и обучения, а дети из наиболее состоятельных семей посещают местные немецкие школы: «Пока одна беднейшая половина… не имея своих школ, все глубже и глубже погружается в мрак невежества, другая часть людей зажиточных начинает стыдиться своего русского происхождения».

В 1873 году школа при Гребенщиковской моленной не без активного заступничества Лескова все же была открыта.

Алексей Толстой

Область литературной мистификации богата курьезами. Одна из таких мистификаций – образ Козьмы Пруткова, писателя, полностью выдуманного, на самом деле не существовавшего, но при этом имеющего свою довольно разработанную биографию и библиографию. Императорский Александринский театр ставил пьесу Козьмы Пруткова, но снял ее по высочайшему повелению. Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова издавалось и переиздавалась. Многие художники рисовали портрет этого персонажа, бывшего литературной мистификацией братьев Алексея и Владимира Жемчужниковых и их двоюродного брата Алексея Толстого. Последний из них считается лидером этого литературного объединения. В 50–60-е годы XIX века под псевдонимом Козьма Прутков братья публиковали многочисленные сатирические стихи и афоризмы, в которых высмеивали различные негативные стороны окружавшей их жизни.
Имена всех этих людей тесно связаны с Латгалией (Восточной Латвией), где у Жемчужниковых были два имения: Лоберже, недалеко от Режицы (Резекне), и Рунторт в окрестностях Люцина (Лудзы). Особенно часто братья бывали в Лоберже.
Следует отметить, что Лоберже и в 20–30-е годы XX века сохранило значение центра русской культуры. Несмотря на то, что в результате латвийской аграрной реформы у владельцев остались крохи от их былых владений, Лоберже, или Лавборжи, стало любимым местом отдыха известнейших представителей русской культуры Латвии. К сожалению, сегодня усадьба находится в весьма жалком состоянии.
Алексей Михайлович Жемчужников (1821–1908) получил образование правоведа, после чего служил в Сенате, проводил многочисленные сенатские ревизии, затем служил в Государственном совете. Выйдя в 1858 году в отставку, после ряда путешествий остановил свой выбор на жизни в деревне. Живой от природы характер, остроумие и ирония нашли выход в поэзии. Преобладающий мотив – патриотическая сатира. Но немало также стихотворений лирических, прежде всего связанных с любованием природой. Эти стихотворения А. М. Жемчужников публиковал под своим именем, но энергии хватало и на Козьму Пруткова.
Владимир Михайлович Жемчужников (1830–1884) учился в Петербургском университете. Во время Крымской войны служил в стрелках, затем был директором департамента в Министерстве путей сообщения. В литературном плане он был не так плодовит, как его брат, и писал только как соавтор в рамках образа Козьмы Пруткова.
Граф Алексей Константинович Толстой (1817–1875), частенько приезжавший к своим кузенам в латгальское поместье, известен как один из виднейших русских писателей второй половины XIX века. Его романами зачитывалась вся Россия. Наиболее известны опубликованный в 1863 году исторический роман «Князь Серебряный» и трилогия о времени правления Ивана Грозного и Бориса Годунова. Критики отмечали, что «в области русской исторической драмы Толстому принадлежит одно из первых мест; здесь он уступает только одному Пушкину».
Кроме прозы перу А. К. Толстого принадлежит большое число баллад и сатирических стихов, публиковавшихся под его собственным именем. Собираясь вместе со своими кузенами, граф от имени Козьмы Пруткова сочинял многочисленные афоризмы и стихотворения.
Еще мальчиком А. К. Толстой был представлен сверстнику – тогда восьмилетнему наследнику престола, впоследствии императору Александру II, и был в числе детей, приходивших к цесаревичу по воскресеньям для игр. Отношения, завязавшиеся таким образом, продолжались в течение всей жизни. Получив хорошую домашнюю подготовку, Толстой в средине 30-х годов поступил в число так называемых «архивных юношей», состоявших при Московском Главном архиве Министерства иностранных дел. Как «студент архива», он в 1836 году выдержал в Московском университете экзамен «по наукам, составлявшим курс бывшего словесного факультета» и начал государственную службу. Достаточно быстро он занял видное положение в государственном аппарате. Собственно, с этим и было связано появление образа Козьмы Пруткова. Видному сановнику было бы вне всяких норм приличия публиковать литературные произведения под своим именем.
Сам себе А. К. Толстой давал такую характеристику: «Двух станов не боец, но только гость случайный, за правду я бы рад поднять мой добрый меч, но спор с обоими – досель мой жребий тайный, и к клятве ни один не мог меня привлечь».

Вера Мухина

Вера Игнатьевна Мухина (1889–1953) за свою жизнь создала много замечательных произведений в монументальной и станковой скульптуре, в сценографии и рисунке. Среди ее работ – памятники П. И. Чайковскому и А. М. Горькому. Но всемирную известность ей принесла скульптура «Рабочий и колхозница» – 24-метровый монумент из нержавеющей стали, установленный в 1937 году на павильоне Советского Союза на Всемирной выставке в Париже, а впоследствии – в Москве, недалеко от Всероссийского выставочного центра (бывшая ВДНХ).

Вера Игнатьевна Мухина родилась в купеческой семье. Родоначальник купеческой династии Кузьма Игнатьевич Мухин уже в начале XIX века стал вывозить через Ригу пеньку, лен и хлеб, которые скупал во многих российских губерниях. В середине столетия среди рижских русских купцов семейство Мухиных считалось одним из наиболее имущих, но во второй его половине стало приходить в упадок. Тем не менее, отец Веры Игнатьевны находил возможность оказывать финансовую помощь как отдельным лицам, так и различным общественным начинаниям. «Отец был очень добр, – вспоминала В. И. Мухина, – и делал массу негромкого добра. Помогал направо и налево, но не любил, чтобы люди об этом знали». Мать Веры Игнатьевны – Надежда Вильгельмовна умерла от туберкулеза, когда дочери не было еще и двух лет. Опасаясь, что дочери могут оказаться предрасположенными к этой болезни, отец увез Веру и ее старшую сестру из дождливой Риги сначала в усадьбу под Могилев, а затем на юг, в Феодосию.

В 1909–1912 годах Вера Игнатьевна получила художественное образование в студиях К. Ф. Юона, Н. А. Синицыной и И. И. Машкова в Москве, а затем продолжила обучение в нескольких студиях в Париже. Особое значение в эти парижские годы имели для нее уроки Э. А. Бурделя. У него она позаимствовала любовь к масштабным символическим обобщениям, выраженным в напряженной динамике форм.

В годы Первой мировой войны В. И. Мухина служила медсестрой в лазарете. После революции участвовала в реализации плана монументальной пропаганды. В этот период впервые проявила себя и как мастер обобщенно-героического портрета. Созданная ею в 1927 году скульптура «Крестьянка» находится ныне в Ватиканских музеях. Однако жизнь не была безоблачной. В 1930-м скульптор вместе с мужем была выслана в Воронеж, и лишь заступничество Максима Горького помогло ей вернуться в Москву.
Главным итогом монументально-декоративных поисков Веры Мухиной стала прославленная скульптурная группа «Рабочий и колхозница» для возведенного по проекту Б. М. Иофана советского павильона на Всемирной выставке в Париже. Ни один советский монумент не оказал такого влияния на мир, как «Рабочий и колхозница». Советский Союз получил на выставке Гран-при, а Мухина – всемирное признание. Ее скульптурная группа стала эмблемой киностудии «Мосфильма» и символом всей страны.

За свою жизнь Вера Мухина пять раз становилась лауреатом Сталинской премии, была действительным членом, затем членом президиума Академии художеств СССР. Но это не сделало ее «придворным» скульптором, и она всегда действовала исходя из соображений правды и гражданского долга, хотя такая позиция могла быть сочтена нецелесообразной из карьерных соображений. Это проявилось, например, во второй половине 40-х годов, когда рассматривался вопрос о демонтаже рижского памятника Свободы как монумента «буржуазной эпохи». Для принятия окончательного решения в Ригу была приглашена Вера Мухина и, как позднее писал в воспоминаниях ее сын архитектор, «…горой встала за памятник». Заступничество могущественной в ту пору Веры Мухиной позволило отстоять памятник, заслуженно считающийся сердцем не только Риги, но и всей Латвии.

Характеризуя свою работу, сама В. И. Мухина говорила: «Мы – творцы нашей жизни. Образ творца – строителя нашей жизни, в какой бы сфере он ни работал, вдохновляет меня больше, чем какой-либо другой… Стремление создать искусство больших и величественных образов является основным истоком нашей творческой силы. Почетное и славное дело советского скульптора – быть поэтом наших дней, нашей страны, певцом ее роста, воодушевлять народ силою художественных образов».

Фридрих Цандер

Один из пионеров ракетной техники, ученый и изобретатель Фридрих Артурович Цандер (1887–1933) был удивительным человеком. Он родился в Риге четвертым ребенком в интеллигентной немецкой семье. Его отец Артур Цандер был врачом, мать Елена, урожденная Готшальк, умерла при родах младшей сестры, когда Фридриху было два года. Воспитание детей легло на плечи отца, который вечерами рассказывал им о звездах и планетах. Именно отец своими рассуждениями о возможной разумной жизни на других планетах развил в любознательном мальчике интерес к космосу.

В 1898 году Фридрих бы зачислен в первый класс Рижского городского реального училища, готовившего специалистов для промышленности и торговли, и в 1905 году окончил училище первым учеником. В последнем классе он знакомится с трудом К. Э. Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Это укрепило Фридриха в мысли вплотную заняться проблемой межпланетных полетов, а Циолковский с этого времени становится его кумиром.

В 1905 году Фридрих Цандер поступил на механическое отделение Рижского политехнического института. Он уже сделал свой выбор и на первые скопленные деньги купил астрономическую трубу и каждый день нетерпеливо ждал часа свидания со звездным небом. Первая российская революция внесла свои коррективы. Институт временно был закрыт, и Фридрих уехал в Данциг (ныне Гданьск в Польше), где окончил Высшее Королевское техническое училище. В 1907 году он возвращается в институт и в 1908 году становится одним из организаторов Первого рижского студенческого общества воздухоплавания и техники полета, члены которого пропагандировали идею летательных аппаратов тяжелее воздуха. Цандер выполняет расчет величины работы по подъему тела определенной массы на некоторую высоту над поверхностью Земли с учетом изменения с высотой ускорения свободного падения, оценивает запас кислорода на борту космического аппарата для обеспечения жизнедеятельности одного космонавта. 18 сентября 1912 года он приходит к доказательству возможности выхода космического аппарата на орбиту Солнца, используя известные виды топлива. Идея была доказана еще Циолковским, но Цандер пришел к этому самостоятельно!

С дипломом инженера-технолога в 1914 году Фридрих Артурович пришел на рижский завод «Проводник». Он решил точно узнать, как делают резину, потому что на корабле, летящем в безвоздушном пространстве, резина могла потребоваться для надежной герметизации, кроме того, она превосходный изолятор. Точно так же серьезно в 1915–1917 годах Цандер проводит эксперименты по «оранжерее авиационной легкости» – выращивает в древесном угле горох, капусту и другие овощи, разрабатывая систему жизнеобеспечения в космосе. В эти годы он уже в Москве, куда при приближении немцев к Риге эвакуировался вместе со своим заводом. В голодные годы Гражданской войны Цандер стремится увлечь людей идеей полета в межпланетное пространство, в начале 20-х годов он встречается и беседует об этом с главой советского правительства В. И. Лениным. Расчеты космических путешествий настолько захватили Цандера, что он на год ушел с завода «Мотор», где работал. Попав в большую нужду, был вынужден продать свою астрономическую трубу. Даже будучи больным и испытывая сильный жар, Цандер ставил на себе опыты по теплопередаче.

Однако Фридрих Артурович не оперировал фантазиями – его идеи были подкреплены железной логикой математика. Он был блестяще эрудированным инженером, который, в отличие, например, от Циолковского, не только не избегал практической работы в этой области, а стал, по существу, первым в СССР человеком, предпринявшим шаги для превращения космонавтики в прикладную науку. Воплощая идеи Циолковского, Цандер создает свой первый ракетный двигатель ОР-1 из обыкновенной паяльной лампы. В мае 1931 года он организует секцию реактивных двигателей при Бюро воздушной техники Центрального совета Осоавиахима, которое вскоре было преобразовано в Группу изучения реактивного движения (ГИРД). В этой группе начал работать молодой Сергей Королев – будущий основоположник практической космонавтики. В 1932 году был создан двигатель ОР-2. Именно он впоследствии послужил прототипом двигателя для германской ракеты Фау-2. Однако Фридриху Артуровичу не было суждено участвовать в испытании ракеты ГИРД-Х, оснащенной этим двигателем. По пути на отдых и лечение в Кисловодск он заразился брюшным тифом. Ослабленный работой на износ организм не справился с болезнью, и талантливейший инженер-конструктор скончался на 46-м году жизни. В том же 1933 году в Подмосковье состоялся запуск первых двух советских ракет. Одна из них была оснащена двигателем Фридриха Цандера.

Мстислав Келдыш

До Первой мировой войны в Риге жило многочисленное и дружное семейство Келдыш. Самый известный представитель этой фамилии – выдающийся математик Мстислав Всеволодович Келдыша (1911–1978) был пятым ребенком в семье, где было семеро детей. Его отец Всеволод Михайлович, профессор Рижского политехнического института, как проектировщик и специалист по железобетонным конструкциям принимал участие в строительстве многих зданий Риги. Наступление германских войск в 1915 году вызвало эвакуацию из Риги всех важных объектов. В их числе в Москву вместе с преподавателями и студентами был эвакуирован политехнический институт.

После революции Всеволод Михайлович преподавал в Высшем инженерно-строительном училище, а с 1932 года – в Военно-инженерной академии, где заведовал кафедрой (с 1942 года – генерал-майор). В эпоху довоенных пятилеток он постоянно был членом государственных приемочных комиссий, консультировал крупные стройки – ДнепроГЭС, Днепровский алюминиевый завод, канал имени Москвы, Московский метрополитен, мосты через Москву-реку и др.

Отец хотел, чтобы Мстислав тоже стал строителем, но тот стал математиком. После окончания физико-математического отделения Московского университета в 1931 году М. Келдыш был приглашен на работу в Центральный аэрогидродинамический институт. Возложенные надежды молодой ученый оправдал полностью. Уже в сентябре 1934 года он поступил в аспирантуру, и в 1935 году без защиты диссертации ему была присуждена ученая степень кандидата физико-математических наук, а в 1936 году, вновь без защиты, – степень кандидата технических наук и звание профессора по специальности «аэродинамика». В январе 1938 года последовала защита докторской диссертации.

При знакомстве с жизнью М. В. Келдыша поражает не только его преданность работе, доходившая до самоотречения, но и чуткость, отзывчивостьинтеллигентногочеловека,егобезупречноечувстводолгаичести.Он никогда не скрывал свое дворянское происхождение, а после революции это был фактор, не только весьма затруднявший карьерное восхождение, но и часто приводивший и тюремному заключению или расстрелу. Репрессии не обошли стороной и семью Келдыш. В период кампании по изъятию у населения золотых вещей в 1935 году была арестована его мать Мария Александровна (но вскоре отпущена), в 1936 году «черный ворон» приехал за братом Михаилом (в 1937 году он был расстрелян), в 1938 году наступил черед брата Александра, который провел под арестом более года.

Первое крупное исследование М. В. Келдыша было связано с проблемой возникновения автоколебаний самолетных конструкций (флаттера). Благодаря его работе это явление перестало быть барьером на путях развития скоростной авиации. Другая проблема самолетостроения того времени – шимми (по названию модного тогда танца), когда испытывавшее большую нагрузку переднее шасси начинало «вилять». Келдыш нашел решение и этой проблемы. В 1943 году он был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, а в 1946 – ее действительным членом.

Из Второй мировой войны Советский Союз вышел, не имея ни ядерного оружия, ни авиабаз вблизи своего главного потенциального противника. Для сохранения паритета следовало в кратчайшие сроки создать свой ядерный боезаряд и средства доставки его по назначению – ракеты. М. В. Келдыш был привлечен для решения обеих этих проблем. В 1946 году он был назначен начальником Реактивного научно-исследовательского института (НИИ-1) и оставался его руководителем до 1961 года. Исследования по ракетодинамике и механике космического полета позволили в 1954 году М. В. Келдышу, С. П. Королеву и М. К. Тихонравову выступить с инициативой создания искусственного спутника Земли, который был запущен в 1957 году. С того времени академик Келдыш стал нести особую ответственность за ход выполнения космической программы СССР. Вместе с этим не прекращались работы и по проектированию нового вооружения. В 1959 году прошла испытания первая в мире крылатая ракета и показала более высокие характеристики, чем разрабатывавшаяся в те же годы американская ракета «Навахо».

В 1961 году Мстислав Всеволодович был избран президентом АН СССР и находился на этом посту до 1975 года, когда был вынужден уйти в отставку по болезни. 24 июня 1978 года ученого не стало. Урна с его прахом установлена в Кремлевской стене.
В 1978 году АН СССР учредила Золотую медаль им. М. В. Келдыша «За выдающиеся научные работы в области прикладной математики и механики, а также теоретические исследования по освоению космического пространства». В Москве воздвигнуты памятники ученому (в том числе в начале Аллеи космонавтов), его имя носит Институт прикладной математики. Именем Келдыша назван кратер на Луне. В Риге его именем названа улица, а в центре города установлен бюст ученого работы Льва Буковского.

Сергей Эйзенштейн

Человек, претендующий на то, чтобы попасть в сотню самых известных людей планеты, Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898– 1948) – советский кинорежиссер, сценарист, теоретик киноискусства.

Его отец – знаменитый рижский архитектор Михаил Осипович Эйзенштейн, еврей православного вероисповедания, мать – Юлия Ивановна, урожденная Конецкая, русская, из семьи архангельских купцов. «…Рос я безбедно и в достатке. Это имело и свою положительную сторону: изучение в совершенстве языков, гуманитарные впечатления от юности. Как это оказалось все нужным и полезным не только для себя, но – сейчас очень остро чувствуешь – и для других!» – напишет позднее С. М. Эйзенштейн в автобиографии. Помимо иностранных языков он был хорошо знаком с русской и мировой литературой, занимался фотографией, увлекался рисованием. Отец часто бывал с ним в театре. С 14 лет, после развода родителей, Сергей жил с отцом, который хотел, чтобы сын продолжил его доходное и респектабельное дело, и в 1915 году, окончив Рижское реальное училище, юноша поступил в Петроградский институт гражданских инженеров, в котором в свое время учился его отец.

Весной 1917 года Сергей был призван на военную службу, а в марте 1918 вступил в Красную армию. В отличие от сына М. О. Эйзенштейн Октябрьскую революцию не принял (умер в Берлине в 1921 году). Тяга к театру влекла Сергея в Москву. В 1920 году он поступил на отделение восточных языков Академии Генерального штаба, отдавая все остававшееся время театру. В 1922 году стал режиссером Первого Московского рабочего театра, «был одним из самых непримиримых поборников ЛЕФа – Левого фронта, требовавшего нового искусства, соответствующего новым социальным условиям». Затем С. Эйзенштейн перешел работать в кино, и в 1925 году был снят его первый фильм «Стачка» и в том же году за рекордно короткие сроки – фильм «Броненосец «Потемкин»», признанный впоследствии лучшим фильмом всех времен и народов. Именно с этим фильмом многие историки кино связывают окончательное самоопределение кино как вида искусства.
Огромное значение режиссер придавал мизансцене, постановке кадра, монтажу. В виртуозной монтажной разработке действия значительную роль стали играть крупные планы, ритм, Сопоставление кадров должно было рождать у зрителя эмоциональную оценку событий. К 10-летию революции С. Эйзенштейн снял фильм «Октябрь» (1927).

С 1928 года молодой, но уже опытный режиссер преподавал в Государственном техникуме кинематографии (в дальнейшем – Всесоюзный государственный институт кинематографии – ВГИК), профессором которого он стал в 1937 году.

В 1929 году С. Эйзенштейн и его ближайшие помощники Г. Александров и Э. Тиссэ были командированы в Западную Европу и Америку для ознакомления с техникой звукового кино. В этой технике Эйзенштейн снял исторический фильм «Александр Невский», вышедший на экраны в 1938 году. Этот эпический фильм в духе русских былин и по изобразительному решению перекликающийся с фресковой живописью и архитектурой Древней Руси воспринимался зрителями как предупреждение о возможном гитлеровском нашествии.

В годы Великой Отечественной войны в эвакуации в Алма-Ате С. Эйзенштейн снял фильм «Иван Грозный», ставший новой вершиной в мировом киноискусстве. Первая серия фильма вышла на экраны в 1945 году и в следующем году была удостоена Сталинской премии. Вторая серия, снятая в 1944–1945 годах, вышла на экраны только в 1958 году. Проникнутая мыслью о неотвратимости расплаты за победу в борьбе за власть, с точки зрения идеологии, эта часть фильма в условиях сталинского режима не могла быть признана «правильной». Встреча Сталина, Молотова и Жданова с Эйзенштейном и исполнителем заглавной роли Николаем Черкасовым в феврале 1947 давала возможность переработать картину, но очередной инфаркт в ночь с 10 на 11 февраля 1948 года оказался для Сергея Михайловича роковым.

Многими годами ранее Сергей Эйзенштейн сделал такую запись: «Казалось бы, пора начинать себя видеть взрослым. Ведь и родина не скупится за это же время на ордена, степени и звания. А мальчику из Риги все так же по-прежнему двенадцать лет. В этом – мое горе».

Мать Мария

Елизавета Юрьевна Пиленко (1891–1945) – так звали в миру мать Марию. Будущая поэтесса, мемуаристка, участница движения Сопротивления родилась в Риге, а ее детство и отрочество прошли на юге России, около Анапы. Там у ее отца, талантливого агронома-любителя, позднее директора Никитского ботанического сада в Крыму, было небольшое имение с виноградником. В 18 лет девушка вышла замуж за юриста Д. В. Кузьмина-Караваева.

С возрастом она все больше и больше углубляется в религиозные поиски, в ней все больше утверждается дух христианства. Скоро выходят из печати ее первые книги: «Скифские черепки», «Юрали», «Руфь». Молодая женщина в это время увлечена движением социалистов-революционеров (эсеров), однако события революции 1905–1907 годов заставили ее многое переосмыслить. По ее собственным воспоминаниям, весной 1906 года она пошла к своему другу – известному государственному деятелю К. Победоносцеву: «Константин Петрович, что есть истина? Знала – вопрос пилатовский. Он понял. Понял и усмехнулся: «Милый мой друг Лизонька! Истина в любви, конечно. Но многие думают, что истина в любви к дальнему. Любовь к дальнему – не любовь. Если бы каждый любил своего ближнего, находящегося действительно около него, то любовь к дальнему не была бы нужна. Так и в делах: дальние и большие дела – не дела вовсе. И настоящие дела – ближние, малые, незаметные. Подвиг всегда незаметен. Подвиг не в позе, конечно. А в самопожертвовании, в скромности…»» Однако для окончательного переосмысления понадобится 1917 год и вся последующая жизнь.
Недолго прожив в браке, Елизавета Юрьевна расходится с мужем и уезжает с дочерью Гаяной в Анапу. Здесь она пережила начало революции, которую не приняла, убеждаясь в том, что между абстрактными мечтаниями о сломе привычной жизни и реальной революцией – огромная пропасть. На заре Гражданской войны она встречается со своим вторым мужем – Даниилом Скобцовым, с которым эмигрирует сначала в Константинополь, затем в Югославию и далее в Париж.

Жизнь в эмиграции и поверженность в нищету, смерть любимой дочери дали мощный стимул будущей матери Марии для духовных исканий. С конца 20-х годов в Париже она стала помогать всем, кто нуждался в поддержке и помощи, а таковых в русской эмигрантской среде было великое множество. Елизавета Юрьевна стала стремиться к монашеству как самоотверженному служению Господу и людям. Митрополит Евлогий поддерживал в ней это стремление, с согласия ее супруга дал ей церковный развод и сам постриг ее в церкви парижского Богословского института с именем Мария.

Монашество матери Марии, как и многое, связанное с парижским Богословским институтом, имело мало общего с многовековой православной традицией. Богословский институт стал в это время центром Рус-ского студенческого православного движения, имевшего отделения и в странах Прибалтики. В 1932 году мать Мария посетила женские монастыри в Латвии и Эстонии. Она встречалась с руководителями латвийского студенческого православного движения, выясняла возможности сотрудничества и координации действий. Перед началом войны мать Мария основала движение «Православное дело», участники которого организовывали пункты питания для неимущих или оказывали какую-либо другую посильную помощь нуждающимся.

С началом войны, когда Франция оказалась оккупированной немецкими войсками, мать Мария примкнула к движению Сопротивления. В феврале 1943 года она и ее восемнадцатилетний сын Юра были арестованы гестапо. Сына вывезли в Бухенвальд, а мать была отправлена в концлагерь Равенсбрюк.

Существует несколько версий гибели матери Марии. По одной из версий, 31 марта 1945 года она вошла в газовую камеру вместо одной из отобранных нацистами девушек. По другой версии, она болела дизентерией, ее долгое время прятали, но в конце марта все же обнаружили и на следующий день отправили в газовую камеру.

16 января 2004 года Священный Синод Вселенского Патриархата в Константинополе принял решение о ее канонизации.

Юрий Тынянов

Литературовед, писатель и теоретик искусства Юрий Николаевич Тынянов (1894–1943) родился в городе Режице Витебской губернии (ныне Резекне в Латвии) в обеспеченной еврейской семье. Его отец был врачом, а мать – совладелицей кожевенного завода. В 1904–1912 годах Юрий учился в Псковской гимназии, которую окончил с серебряной медалью. Любовь к русской литературе сблизила его с будущим писателем В. Кавериным. Со временем эта дружба превратиться в родственную связь – сестра В. Каверина Лия в 1916 году стала женой Тынянова.

В 1912–1918 годах Юрий Николаевич учился на историко-филологическом факультете Петербургского университета и по окончании был оставлен при университете для продолжения научной работы. Сейчас можно строить догадки, почему в широкой тематике «Пушкин и его эпоха» Ю. Тынянова привлекла в первую очередь фигура В. Кюхельбекера. Очевидно, не последнюю роль сыграло то, что родной для Тынянова город Режица находится совсем недалеко от Двинска (бывшего Динабурга, ныне Даугавпилс), в крепости которого после Декабрьского восстания 1825 года находился в заключении Кюхельбекер. Тынянов был первым, кто прочитал оставшиеся в рукописи произведения Кюхельбекера и впоследствии опубликовал их.

В 1918 году Ю. Тынянов примкнул к Обществу изучения поэтического языка (ОПОЯЗ). Это было время революции, когда казалось, что все старое, в том числе и старая поэзия, должно уйти в небытие, а на смену должно прийти искусство масс, понятное и доступное каждому. Именно эти задачи ставил перед собой ОПОЯЗ. Увлечение новыми подходами породило новую теорию пародии, которую Ю. Тынянов изложил в написанной в 1919-м и опубликованной в 1921 году книге «Достоевский и Гоголь». Эта теория будет к концу 20-х годов развита в общую концепцию развития литературы как непримиримой борьбы литературных поколений и направлений.

В 1918–1924 годах Ю. Н. Тынянов служил в Коминтерне, где был сначала переводчиком французского отдела, а затем заведующим отделом, а также работал корректором в Госиздате. В 1921 году он стал действительным членом и профессором Государственного института истории искусств и занимал эту должность до 1930 года.

Как прозаик Юрий Николаевич дебютировал опубликованным в 1925 году в журнале «Ленинград» рассказом, где описывал небольшой провинциальный городок, в котором без труда угадывалась его родная Режица. Однако писателем автор рассказа себя еще не ощущал. Понадобилось вмешательство друзей, чтобы Тынянов-ученый дал возможность реализоваться Тынянову-писателю. К. И. Чуковский ценил Юрия Николаевича как замечательного рассказчика. После услышанного из уст Тынянова рассказа о трагической жизни забытого поэта Кюхельбекера Чуковский включил в план одного из издательств небольшую книжку об этом человеке, а затем отправился к Тынянову. «Если бы не бедность, угнетавшая его тогда особенно тяжко, он ни за что не взялся бы за такую работу, которая отвлекала его от научных занятий», – вспоминал позднее Чуковский. Прошло всего несколько месяцев, и автор вручил Чуковскому увесистую рукопись романа «Кюхля», намного превышавшую запланированный объем. К столетнему юбилею Декабрьского восстания книга увидела свет. Отличаясь увлекательным сюжетом, роман верен правде документов, фактов, свидетельств современников. В 1927 году Ю. Н. Тынянов закончил роман об А. С. Грибоедове «Смерть Вазир-Мухтара» – произведение, в котором художественные принципы автора, его взгляд на историю и современность отразились с наибольшей полнотой.

Ю. Н. Тынянов реализовал себя и как киносценарист: сценарии фильма «Шинель» (по Гоголю) и фильма о декабристах «С.В.Д.» («Союз великого дела»). Рассказ «Подпоручик Киже» (1928) изначально тоже был задумано как сценарий немого кинофильма, снятого в 1934 году. Выведенный в нем образ человека, делающего карьеру по бумагам, но при этом в реальной жизни не существующего, стал нарицательным для обозначения бюрократии.

В 30-е годы у Юрия Николаевича начинает развиваться неизлечимая болезнь – рассеянный склероз. Однако это не лишило его душевной бодрости, энергии, живого интереса ко всему, что происходило в стране и литературе. Он возглавлял научно-исследовательскую работу, связанную с изданием серии «Библиотека поэта», задуманной М. Горьким. В начале 30-х годов Тынянов задумал роман о Пушкине. Первая часть романа была опубликована в 1935, вторая – в 1936–1937 годах. Над третьей частью писатель работал уже очень больным – сначала в Ленинграде, затем в эвакуации в Перми, доведя повествование о судьбе Пушкина до 1820 года…

Начиная с 1982 года раз в два года на родине Ю. Н. Тынянова, в городе Резекне, проходят «Тыняновские чтения».

Александр Пороховщиков

Сегодня фамилия Пороховщиков ассоциируется с популярным киноактером, но речь пойдет не о нем, а о его деде.

Александр Александрович Пороховщиков (1892–1940, на фото – слева) родился в Москве. С юных лет он увлекся физикой и механикой, уже девяти лет читал серьезные книги по этим наукам, а с 15-летнего возраста начинает изобретать. В 17 лет гимназист выступил со своим проектом аэроплана. Тут же ему поступило предложение продолжить работу во Франции, но Пороховщиков ответил, что «лучше своими руками уничтожить все, чем отдать свое изобретение в иностранные руки». В 1911 году он окончил гимназию, а еще через четыре года получил диплом инженера-конструктора. При этом Александр поражал всех знавших его людей своими лингвистическими способностями: он вполне владел 12 иностранными языками.

В его жизни будет много разработанных конструкций, но самая известная – танкетка, обычно называемая в литературе танком, неразрывно связана с Ригой, с заводом «Руссо-Балт».

Весной 1914 года А. А. Пороховщиков начинает разрабатывать бронированную машину, которая должна была помогать пехоте при ведении боевых действий штурмовать полевые укрепления противника. В отличие от обычного бронированного автомобиля машина Пороховщикова была поставлена на широкую гусеницу, что должно было позволить ей двигаться по бездорожью. Своему изобретению инженер дал имя «Вездеход». Уже в самом начале мировой войны, в августе 1914 года, проект был готов. В январе 1915 года поступило распоряжение собирать и испытывать машину в Риге. 1 февраля 50 мастеровых приступили к работе. На несущую стальную раму установили три опорных и один направляющий каток и натягивающий барабан на верхнюю ветвь гусеницы. С обеих сторон рамы установили по одному колесу. На твердых почвах «Вездеход» опирался на задний, ведущий, барабан и на управляющие колеса. На рыхлых почвах колеса зарывались в грунт и в ход вступала вся поверхность гусеницы. Широкая гусеница обеспечивала низкое давление на грунт, а это обеспечивало высокую проходимость.

Однако большое недоверие к прочности машины вызывало то, что гусеница на боевом танке была изготовлена из резины.
Экипаж состоял из двух человек – водителя и командира, бывшего также пулеметчиком. В моторном отсеке был установлен 20-сильный автомобильный мотор. Необычной была броня. Она была сделана многослойной: сверху лежал двухмиллиметровый стальной лист, затем – амортизирующая прослойка из морской травы и затем – второй стальной лист. Общая толщина брони составляла 8 миллиметров. Конструкция позволяла в будущем сделать «Вездеход» плавающим.

20 июня 1915 года прошли испытания. По песку «Вездеход» двигался со скоростью 25 верст в час. Комиссия отметила высокую проходимость «Вездехода». Тем не менее, решение о его серийном производстве затягивалось, и до конца войны оно так и не было начато.

После революции изобретатель остался в России. Он разработал самолет с бронированной кабиной, хлопкоуборочную машину, судно для мелководных участков, скоростные глиссеры, танковую броню и многое другое. Газета «Известия» в день 30-летия называла его образцом подвижничества на тернистом пути русского изобретателя, а Александр Яковлев, конструктор знаменитых самолетов ЯК, называл Пороховщикова первым советским авиационным конструкторам.

В 1940 году как человек дворянского происхождения А. А. Пороховщиков был арестован и позднее расстрелян. Реабилитирован посмертно 3 декабря 1955 года.

Александр Колчак

Александр Васильевич Колчак (1874–1920) родился в семье морского артиллерийского офицера. Получил хорошее домашнее образование, которое продолжил в классическойгимназиииМорском кадетском корпусе, который окончил в числе первых в 1894 году.
С 1895 года А. В. Колчак на флоте, в 1896–1899 годах служил на крейсере, ходил в Тихий океан. Помимо основной деятельности занимался научными гидрографическими работами, а 1900–1902 годах участвовал в полярной экспедиции Э. В. Толля и за «выдающийся и сопряженный с трудом и опасностью географический подвиг» был представлен Русским географическим обществом к большой Константиновской золотой медали и избран действительным членом общества. Один из островов Карского моря был назван именем Колчака.

Во время русско-японской войны А. В. Колчак командовал эсминцем, успешно занимался постановкой минного заграждения. В Порт-Артуре командовал береговой артиллерийской батареей до падения города. Раненый и больной ревматизмом, Колчак в 1905 году был отпущен из японского плена и вернулся в Петербург. В 1906 году он был назначен начальником управления Морского Генштаба.
В 1909 году вышла в свет самая крупная работа Колчака «Лед Карского и Сибирского морей». В 1909–1910 он участвовал в экспедиции в Берингов пролив.

В 1912 году командующий Балтийским флотом Н. О. Эссен предложил А. В. Колчаку перейти в действующий флот. Колчак вступил в командование эскадренным миноносцем «Уссуриец». С этого момента и вплоть до начала Первой мировой войны он и его семья живут в Либаве (ныне Лиепая в Латвии). Через год командующий флотом предложил Колчаку должность флаг-капитана. Одновременно он командует одним из лучших эскадренных миноносцев «Пограничник». В августе 1913 года на «Пограничнике» Эссен с участием Колчака принимал Николая II с его свитой. Затем Колчак был приглашен отзавтракать на императорской яхте «Штандарт»
С декабря 1913 года А. В. Колчак – капитан 1-го ранга, участвовал в подготовке флота к военным действиям. Так как с началом Первой мировой войны на Балтике активно действовали почти одни только миноносцы, Колчак практически руководил боевыми действиями российского флота на Балтике. Успешно блокируя действия германского флота, он осуществлял разработанную им тактику морского десанта, нападал на караваны германских торговых судов.

Осенью 1915 года немцы, захватив Курляндию, по западному побережью Рижского залива все ближе подходили к Риге. Им противостояла российская 12-я армия. А. В. Колчак встретился в Риге с командующим армией генералом Р. Д. Радко-Дмитриевым и договорился с ним о плане совместных действий. В соответствии с ним Колчак вышел с главными силами к южному берегу залива. Немцы к этому времени развернули наступление на правый фланг 12-й армии, захватили Кеммерн (ныне Кемери) и создали прямую угрозу Риге. Используя береговые батареи и орудия кораблей, Колчак обеспечил подавление батарей противника. Высаживая десанты, он помог выправить положение. Большое значение имело и то, что германский флот был вынужден удалиться из Рижского залива, в результате чего сухопутные силы немцев не получили поддержки с моря. Немецкие войска с большими потерями были выбиты из Кеммерна. Наступление противника, непосредственно угрожавшего Риге, было остановлено, и участок фронта на долгое время стабилизировался.

В 1916 году А. В. Колчак был назначен командующим Черноморским флотом и произведен в вице-адмиралы. В июле 1917 года он приехал в Петроград к главе правительства А. Ф. Керенскому и был командирован в качестве начальника морской военной миссии в США. После Октябрьской революции поступил на английскую службу, воевал в Месопотамии.

В ноябре 1918 года А. В. Колчак приехал в Омск, где был назначен военным и морским министром правительства эсеровской Директории. В декабре он совершил переворот, объявив себя верховным правителем России, и поставил себе цель – «победу над большевизмом и установление законности и правопорядка». Обладая половиной золотого запаса России, получил военную поддержку Англии, Франции, Японии и США и повел борьбу с большевиками в восточной части России.

К лету 1919 главная группировка колчаковских войск была разбита. 15 января 1920 года А. В. Колчак был арестован бывшими пленными чехословаками, которые передали его эсеро-меньшевистскому «Политическому центру». После перехода власти к большевистскому военно-революционному комитету по тайному предложению В. И. Ленина иркутский ревком постановил расстрелять Колчака. Тело адмирала было спущено в прорубь.

Николай Гумилев

С 1915 года линия фронта Первой мировой войны протянулась по Западной Двине (Даугаве). В марте 1916 года близ Двинска (ныне Даугавпилс), у поселка Ницгалл (ныне Ницгале), занял позиции 5-й гусарский полк, в котором служил прапорщик Николай Степанович Гумилев (1886–1921) – русский поэт «серебряного века».

К тому времени он был уже известным поэтом. Его первая публикации относится к 1902 году.

После этого был целый ряд сборников, публичных выступлений. В 1911 году при активнейшем участии Н. Гумилева был основан «Цех поэтов» и декларировано новое художественное течения – акмеизм.

Н. Гумилев был известен и как путешественник. Он совершил несколько экспедиций в Восточную и Северо-Восточную Африку и привез в петербургский Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого богатейшую коллекцию.

В 1914 году поэт ушел добровольцем на фронт и был зачислен в лейб-гвардии уланский полк вольноопределяющимся. К началу 1915 года он уже был награжден двумя Георгиевскими крестами. В конце марта успешно окончил школу прапорщиков и был произведен в офицеры с переводом в 5-й гусарский полк. Маневренный период войны оказался позади, и она превращалась в позиционную. Гусар к тому времени уже редко использовали как кавалеристов. Все чаще и чаще спешенными они несли боевую вахту в окопах. Первый месяц пребывания Н. Гумилева в полку запечатлен в воспоминаниях штабс-ротмистра В. А. Карамзина: «В 1916 году… полк стоял в окопах на Двине…Однажды,идя в расположение 4-го эскадрона по открытому месту, шт.-ротмистры Шахназаров и Посажной и прапорщик Гумилев были неожиданно обстреляны с другого берега Двины немецким пулеметом. Шахназаров и Посажной быстро спрыгнули в окоп. Гумилев же нарочно остался на открытом месте и стал зажигать папироску, бравируя своим спокойствием. Закурив папиросу, он затем тоже спрыгнул с опасного места в окоп, где командующий эскадроном Шахназаров сильно разнес его за ненужную в подобной обстановке храбрость – стоять без цели на открытом месте под неприятельскими пулями».

В такой атмосфере рождалось стихотворение «Война».

Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.

А «ура» вдали – как будто пенье

Трудный день окончивших жнецов.

Скажешь: это – мирное селенье

В самый благостный из вечеров.
И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих,
Ныне, Господи, благослови.

Как у тех, что гнутся над сохою,
Как у тех, что молят и скорбят,
Их сердца горят перед Тобою,
Восковыми свечками горят.

Но тому, о Господи, и силы
И победы царский час даруй,
Кто поверженному скажет: «Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй!»

«Я очутился в окопах, стрелял в немцев из пулемета, они стреляли в меня, и так прошли две недели», – писал Гумилев 15 января 1917 года. Фронтовая жизнь поэта окончилась неожиданно: «Я уже совсем собрался вести разведку по ту сторону Двины, как вдруг был отправлен закупать сено для дивизии».

С 1917 года Н. Гумилев проходил службу в Париже в качестве адъютанта при комиссаре Временного правительства. В революционный год поэт был далеко от родины, но в отличие от многих, решил эмигрантом не становиться. В 1920 году участвовал в организации Петроградского отдела Всероссийского союза писателей. В 1921-м опубликовал два сборника стихов, но 3 августа того же года был арестован по подозрению в участии в заговоре и расстрелян.

Георгий Гончаренко (Галич)

С именем Георгия Ивановича Гончаренко (1877–1940), более известного под псевдонимом Юрий Галич, часто связывают рождение песни «Поручик Голицын» – песни настолько популярной, что обозначение ее как «народной» стало уже общим местом. Но даже если и не Гончаренко (Галич) автор слов этой песни, его судьба достойна того, чтобы уделить ей хоть несколько строк.

Родился Георгий Гончаренко в Варшаве. Отец умер, когда мальчику исполнилось девять лет. Средств у семьи было немного, и Георгий был направлен в Полтавский кадетский корпус, где мог получить военное образование за государственный счет. Так была предопределена его карьера, хотя уже с детских лет Георгий писал стихи и неплохо рисовал. Романтические наклонности не помешали окончить кадетский корпус с отличием. Затем, в 1897 году, он окончил Николаевское кавалерийское училище, из которого был выпущен – опять-таки по первому разряду – корнетом в лейб-гвардии Кирасирский ее величества полк. В дальнейшем успешный офицер окончил Николаевскую академию Генерального штаба, офицерскую кавалерийскую школу.

Блестящая эрудиция и трудолюбие способствовали карьере, что, впрочем, не мешало увлечению поэзией. В 1907 году Г. Гончаренко издал свой первый поэтический сборник «Вечерние огни». Чередуя, как это было положено в армии Российской империи, штабные должности с командными, Георгий Иванович 10 апреля 1911 года был назначен начальником штаба Усть-Двинской (Даугавгривской) крепости. В этой должности в марте следующего года он получил звание полковника, в котором его и застала в крепости Первая мировая война. О последних днях мира и первых днях войны он оставил воспоминания, интересные не только для историка, которые отличаются живостью языка и яркостью передаваемых впечатлений.

С осени 1915 года А. И. Гончаренко командует 19-м драгунским Архангелогородским полком. Воюет самоотверженно, и в 1917 году он уже генерал-майор. Правда, для Гончаренко, убежденного монархиста, звание, данное Временным правительством, большой цены не имело. После Октябрьской революции ему не раз пришлось столкнуться с ситуацией, когда жизнь его и других офицеров висела на волоске. Решив не сидеть сложа руки, он стал пробираться на юг, где давало первые ростки Белое движение. Во время Гражданской войны служил в Киеве и Одессе, затем – в Константинополе. Согласно преданию, в дни эвакуации белой армии и родились всем известные строки, обращенные к поручику Голицыну и корнету Оболенскому, имевшим реальные прототипы среди знакомых Гончаренко офицеров. Неуспех белого дела не сломил Гончаренко – он добирается до Владивостока и продолжает свою борьбу.

Однако в войне между красными и белыми победили красные. Поскольку в провозглашенной Латвийской Республике был принят либеральный закон о гражданстве, по которому гражданами республики признавались все, проживавшие на ее территории до начала мировой войны, Гончаренко решает ехать в Латвию. В Риге его не ждали с распростертыми объятиями, но остаться живым – это всегда немало. Связь с семьей, оставшейся в Петрограде, оказалась оборванной. Каких либо накоплений у Георгия Ивановича не было, поэтому приходилось браться за любую работу. Он работал кавалерийским инструктором в военной школе, судьей на ипподроме. Писал в газету «Дни», добился статуса постоянного сотрудника газеты «Сегодня».

В 20–30-е годы Галич уже широко известен в литературных кругах русского зарубежья как поэт и публицист. Он опубликовал 13 книг: стихотворения, рассказы, очерки путешествий, воспоминания, романы. Василий Немирович-Данченко характеризовал его как «значительного и яркого» писателя, в то время как Владимир Набоков жестко критиковал за провинциальность и безыскусность.
60-летний юбилей Галича в 1937 году отмечался в Риге широко. Пусть не было уставленных яствами роскошных столов, но теплых дружеских пожеланий было в избытке.

С приходом советской власти в 1940 году Георгий Иванович был вызван для беседы в органы НКВД. Все знакомые отмечали угрюмое настроение Гончаренко. На сочувственные вопросы он отшучивался: мол, был молодой – и настроение веселое было, а сейчас… Предложение сотрудничества с репрессивными органами государства, с которым он боролся в свои молодые годы, Георгий Иванович считал для себя неприемлемым и 12декабря1940годапокончилссобой,повесившисьнаэлектрическомпроводе в своей квартире. Похоронен на рижском Покровском кладбище.

Николай Богданов-Бельский

Художник, жанрист и портретист, Николай Петрович Богданов-Бельский (1868–1945) родился в Смоленской губернии в семье бедного крестьянина. Склонность к рисованию он стал проявлять уже в раннем возрасте. Когда мальчику исполнилось девять лет, он обратил на себя внимание профессора С. А. Рачинского, основавшего сельскую школу. Рачинский предоставил талантливому ребенку возможность совершенствовать свое дарование. К 16 годам юноша был направлен в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Чувство благодарности к С. А. Рачинскому за этот предоставленный шанс Богданов-Бельский сохранял всю свою жизнь. После училища он поступил в Петербургскую академию художеств, где окончил класс у Ильи Репина.

В 1895 году Н. П. Богданов-Бельский был принят в Товарищество художников-передвижников и до революции 1917 года был постоянным участником их выставок. В 1903 году Академия художеств удостоила его звания почетного академика, а в 1904 году – высшего отличия, которого мог быть удостоен российский художник, – звания действительного члена академии. Картины Богданова-Бельского покупали крупнейшие музеи России: в Русском музее находятся его картины «Воскресное чтение в сельской школе», «Соборование», «У двери школы», «Сочинение» и портрет историка и биографа Н. П. Барсукова, в Третьяковской галерее – картина «Устный счет. В народной школе С. А. Рачинского», более известная под сокращенным названием «Устный счет». Свои портреты Богданову-Бельскому заказывали члены императорской фамилии, в том числе и сам Николай II с супругой.

Положение резко изменилось после Февральской революции 1917 года. По признанию самого художника, чтобы сводить концы с концами, ему пришлось превратиться в огородника. В 1922 году Богданов-Бельский покинул Россию и обосновался в Риге. Здесь он продолжал постоянно работать и уже в скором времени стал проводить свои выставки, пользовавшиеся большим успехом. Состоялись также его выставки в Лондоне, Нью-Йорке, Амстердаме, Праге, Берлине и ряде других городов.

Художник постоянно писал исключительно маслом, считая эту технику живописи более эффектной и значительно более прочной, нежели, например, акварель. Богданов-Бельский был типичным представителем так называемой старой школы, придерживавшейся реалистического направления. Его отношение к модным в начале ХХ века художественным течениям, таким как футуризм или кубизм, всегда было резко отрицательным. По его словам, это «укрывание бездарности под флагом новаторства. Из уродливого направления ничего не вышло, да и никогда не выйдет. Впрочем, это болезненное явление уже на исходе», – говорил художник в 1925 году.

В 1936 году к 50-летию художника в знак признания его заслуг перед латвийским искусством он был награжден орденом Трех Звезд 3-й степени. Богданова-Бельского часто называли певцом деревенской жизни, так как главным мотивом его творчества на протяжении всей жизни была жизнь деревни, особенно деревенских детей.

Василий Синайский

Василий Иванович Синайский (1876–1949) – ученый-правовед, педагог, историк культуры. Он родился в Тамбовской губернии в семье священника, в 14 лет остался круглым сиротой. В 1891– 1897 годах учился в духовной семинарии. После ее окончания вместе со своим другом Н. Н. Бурденко, ставшим впоследствии знаменитым врачом, отправился во Францию, в университет города Монпелье, чтобы получить медицинское образование. Года учебы Синайскому хватило для того, чтобы понять: медицина не его призвание, и он поступил на юридический факультет Юрьевского (ныне Тартуский) университета. Окончив курс, В. И. Синайский преподавал в университетах Юрьева, Варшавы и (с 1912 года) Киева. В 1913 году он основал в Киеве юридический институт, который сам и возглавил.

В 1922 году, когда многим несогласным с советской властью деятелям культуры и науки было предложено выехать за пределы Советской России, В. И. Синайский переехал в Латвию. Здесь он стал профессором Латвийского университета и Русских университетских курсов. Через пять лет после начала преподавательской деятельности, в соответствии с внутренними правилами Латвийского университета, он уже свободно читал лекции на латышском языке.

В Риге В. И. Синайский основал журнал «Jurists» (первый номер вышел в 1928 году), который очень быстро завоевал популярность. Девизом журнала были выбраны слова: «Без права нет культуры. Без культуры нет истинной жизни». Профессор Синайский активно сотрудничал с журналом «Tieslietu Ministrijas Vēstnesis» («Вестник Министерства юстиции»), писал статьи для латышского энциклопедического издания «Latviešu konversācijas vārdnīca», постоянно публиковался в русских газетах «Сегодня», «Сегодня вечером», «Слово» и др. Он был членом многих международных научных обществ, председателем общества ревнителей искусства и старины «Акрополь».

Знание классических языков помогало В. И. Синайскому в научных исследованиях по юриспруденции, а владение немецким, французским, английским и латышским позволяло значительно расширить читательскую аудиторию. Круг его интересов был очень широк: это профессиональные статьи по юриспруденции, а также статьи по фольклору, в том числе и латышскому, по культурным связям между народами, по истории культуры человечества и др.

В. И. Синайский прежде всего был правоведом, но как человек разносторонне одаренный он был убежден, что знание языков, любовь к искусству и литературе, достаточно обширные познания в области философии являются нормой для каждого культурного человека. В своих монографиях и статьях В. И. Синайский часто в качестве предмета исследования избирает не прикладные юридические вопросы, а старается дать философское осмысление некоторых аспектов жизни. Одна из самых известных его книг – монография «Жизнь и человек», изданная в 1938 году на русском и латышском языках. В книге профессор рассматривал развитие духовного мира человека. Он даже составил таблицу-лестницу развития духа от низшего к высшему. Интересно определение человека высшего типа духовности: «Он общителен, прост, открыт по отношению к людям, чужд зависти, готов приютить, обласкать чужого человека. Ему доступны все чужие радости и страдания. Он любит свою культуру и уважает чужую».

Профессор Синайский играл заметную роль в латвийском Обществе друзей культуры, объединявшем в своих рядах представителей всех основных национальностей страны.

В 1944 году В. И. Синайский покинул Латвию, и последний этап его жизни прошел в Бельгии.

Михаил Чехов

Михаил Александрович Чехов (1891–1955) – актер, режиссер, педагог, заслуженный артист РСФСР (1924), племянник А. П. Чехова. С 1913 года он был актером Московского художественного театра (МХТ), 1-й студии МХТ, позднее 2-го МХТ – в 1924– 1927 годах был художественным руководителем этого театра.

Михаил Чехов был не только практиком, но и теоретиком актерского мастерства. Он исследовал проблемы актерской психотехники. Под влиянием писателя А. Белого он увлекся антропософским учением Р. Штайнера и основывал некоторые положения своей системы на его идеях. Переосмыслив закономерности театрального творчества, открытые К. С. Станиславским, М. Чехов разработал «теорию имитации», в соответствии с которой актер, «подражая» сложившемуся в его фантазии образу, постепенно сливается с ним, достигая полного перевоплощения. Эти его идеи нашли воплощение в книге «О технике актера» (1943–1945).

В Ригу Михаил Чехов впервые приехал на гастроли в 1922 году в составе труппы Московского художественного театра. Здесь он с большим успехом сыграл свои к тому времени самые известные роли в спектаклях «Потоп» Ю. Бергера (Фрезер), «Двенадцатая ночь» У. Шекспира (Мальволио), «Сверчок на печи» по Ч. Диккенсу (Калеб) и «Эрик XIV» Ю. А. Стриндберга. Устраивались концерты, на которых М. Чехов читал рассказы своего дяди – А. П. Чехова.

В 1928 году М. Чехов уехал из Советского Союза и, сохраняя советское гражданство, жил за рубежом. Весной 1931 года он вновь приезжал на гастроли в Латвию и сыграл несколько спектаклей вместе с артистами Рижского театра русской драмы.

28 февраля 1932 года Михаил Чехов окончательно переехал в Ригу и начал активно работать в Национальном театре Латвии и Рижском театре русской драмы. В концертах играл инсценировки рассказов А. П. Чехова, отдельные сцены из «Ревизора» Н. В. Гоголя и «Преступления и наказания» по Ф. М. Достоевскому. С коллективом Латвийской национальной оперы М. Чехов репетировал оперу Р. Вагнера «Парсифаль». Несколько раз выезжал в Каунас, где не только играл как актер, но и вел занятия по актерскому мастерству.
Лето 1932 и 1933 годов М. Чехов проводит на Рижском взморье, в Вайвари, где работает над «Гамлетом» У. Шекспира и «Дон Кихотом» по М. Сервантесу. Передавая свой опыт, летом 1933 года он провел несколько семинаров в Сигулде по системе Станиславского с латышскими коллегами.

В январе 1934 года врачи диагностировали у М. Чехова стенокардию. Летом того года он отдыхал в сельской местности под Ригой и в то же время работал над планом постановки шекспировского «Короля Лира». В сентябре 1934 года по предписанию врачей актер выехал в Италию, откуда переехал в Париж, где начал подготовку к гастролям в США. В Латвию он уже больше не возвращался.
В Великобритании и США М. Чехов продолжил свою преподавательскую деятельность. Среди его учеников были такие «звезды» мирового кино, как Энтони Куин, Грегори Пек, Мэрилин Монро и др.

Умер Михаил Чехов 30 сентября 1955 года в Беверли-Хиллс, близ Голливуда.

Николай Задорнов

С 1948 года и до последних дней жизни с Латвией была связала судьба одного из популярнейших послевоенных русских писателей Николая Павловича Задорнова (1909–1992). Тем не менее, старшее поколение отлично помнит писателя, заново открывшего Амурский край. Творческий капитал Н. Задорнова – более двадцати романов, повестей, десятки рассказов и репортажей, переводы на русский язык произведений латышских писателей, благодаря чему их имена стали известны широкому читателю.

Жизнь не давала Николаю Павловичу долго оставаться на одном месте. Родился он в Пензе. Отец, ветеринарный врач, когда в Средней Азии разразилась эпидемия сибирской язвы, был направлен в город Верный, как называлась тогда Алма-Ата. Позднее семья переехала в Сибирь, в Читу. В школьные годы проявился интерес Николая к искусству. Но пока это была не литература, а театр. Он часто и охотно участвовал в школьных театральных постановках. После окончания восьмого класса Николай был отправлен отцом на родину, в Пензу. Здесь его театральная карьера не прервалась. Более того, после окончания школы юноша работал в профессиональных театрах разных городов Урала, Сибири и Дальнего Востока. Вскоре его привлекла журналистика, а в 1937 году была напечатана его первая повесть.

Николай Павлович возглавил литературный отдел в театре Комсомольска-на-Амуре. Был также помощником режиссера, часто заменял на сцене заболевших актеров. Параллельно сотрудничал в местной газете и на радио. Огромный современный Комсомольск-на-Амуре строился на месте небольшого села Пермское, основанного еще в 60-х годах XIX века, и там еще жили потомки первых поселенцев. История освоения Дальнего Востока заинтересовала молодого литератора. Николай Павлович много путешествовал по краю, собирал материал для будущей книги и весной 1940 года завершил роман «Амур-батюшка». Незадолго перед началом войны его напечатали в хабаровском журнале «На рубеже». При под-держке секретаря Союза писателей СССР А. Фадеева текст романа был передан Сталину. Несмотря на то, что шла война, тот отдал распоряжение печатать «Амур-батюшку» без задержек. Мотивация, как вспоминал Фадеев, была такой: «Задорнов показал, что эти земли исконно наши. Что они осваивались трудовым человеком, а не были завоеваны. Молодец! Нам в наших будущих отношениях с Китаем его книги очень пригодятся».

«После войны секретарь Союза писателей СССР А. Фадеев предложил молодому писателю Н. Задорнову поехать в Латвию для укрепления дружбы с латышскими писателями, – пишет советский литературный словарь. – Николай Задорнов согласился переехать на запад страны, где, по его словам, в архивах он мог изучать историю, дипломатию, морское дело… – все, что было необходимо для написания задуманных романов». И романы не заставили себя долго ждать. В 1949 году был опубликован роман «Далекий край», ставший, как затем оказалось, первым романом из тетралогии, посвященной капитану Г. И. Невельскому. По сюжету они располагаются следующим образом: «Первое открытие» (роман выходил также под названиями «К океану», «К Тихому океану») (1969), «Капитан Невельской» (1956–1958), «Война за океан» (1962).

Чтобы романы были насыщены реальной жизнью,автор много работает в архивах, совершает длительные морские путешествия. Исследовательская работа приводит его к созданию нового цикла – об экспедиции адмирала Путятина к берегам Японии, проводившей тогда политику изоляционизма, чтобы установить с ней торговые, экономические и дипломатические отношения. Николай Павлович дважды побывал в Японии. В результате появилась еще одна тетралогия («Цунами», «Симода», «Хэда», «Гонконг»), завершенная в 1982 году и вскоре переведенная на японский язык.

Помимо этого была работа над переводами. В частности, писатель перевел с латышского роман Андрея Упита «Просвет в тучах». По его инициативе в Союзе писателей Латвии была создана секция русских писателей, которую он возглавил. Много времени и внимания уже маститый к тому времени писатель уделял талантливой молодежи: читал лекции о литературе, был первым редактором литературно-публицистического журнала «Парус», в котором публиковались произведения латвийских авторов на русском языке. Как пишет его сын Михаил Задорнов, «латышские писатели уважали отца… за то, что никогда не ввязывался в политические интриги. В свою очередь отец возил их на Дальний Восток, показывал им тайгу, Амур, задушевных сибиряков… Ему верилось, что в жизни люди такие же, как герои его романов, с достоинством, и что у людей культурных национальной вражды быть не может».

Памятником писателю стал не только монумент, который к 140-летию Хабаровска в 1998 году был установлен на набережной Амура. В первую очередь это его книги, которые издаются и сегодня и по-прежнему находят своего внимательного и благодарного читателя.

Валентин Пикуль

Валентин Савич Пикуль родился в Ленинграде. Отец будущего писателя , Савва Михайлович, в 1940 году был направлен инженером на судостроительный завод в Молотовск (ныне Северодвинск), куда позднее переехала вся семья. Уже тогда появилась любовь Валентина к морю, которой он будет верен всю жизнь. С большой охотой мальчик занимался в Доме пионеров в кружке «Юный моряк».

В 1941 году Валентин сдал экзамены за пятый класс. Впереди его ожидали каникулы у бабушки в Ленинграде, встреча с давними друзьями. Но вмешалась война. 13-летнему мальчишке довелось зимовать в осажденном городе и полной мерой хлебнуть блокадной голодной и холодной жизни, тушить зажигательные бомбы, видеть разрушенные дома, смерть людей. Весной 1942 года по Дороге жизни вместе с тысячами изможденных людей Валентин был эвакуирован в Архангельск, где в это время служил его отец. В тяжелейшее для страны время, когда немцы рвались к Сталинграду, Савва Михайлович добровольцем уходит на фронт в морскую пехоту, где осенью 1942 года погибнет в городе на Волге. В один из дней мальчик увидел строй юнг, идущих по набережной Северной Двины. Впечатление было столь сильным, что в день своего 14-летия он убежал из родительского дома… и вернулся только через три года с тремя медалями на груди.

Школа юнг, куда был зачислен юный В. Пикуль, находилась на Соловках. Этот период отражен писателем в автобиографической повести «Мальчики с бантиками». С 1943 года 15-летний будущий писатель служит на Северном флоте – юнгой на эскадренном миноносце «Грозный». Кто знает, если бы не этот опыт, был ли так убедителен посвященный подвигу Северного флота «Реквием каравану PQ-17»? Уже в годы войны под влиянием впечатлений от Соловецкого монастыря у юноши проснулся интерес к отечественной истории, определивший всю его жизнь.

Когда Валентин вернулся к гражданской жизни, ему еще не исполнилось и семнадцати. Сначала он пожелал продолжить морское образование, но лишь год проучился в подготовительном военно-морском училище, где учились курсанты, закончившие семь-восемь классов, а у Пикуля за плечами было только пять. В 1946 году он был демобилизован из-за «нехватки знаний». Валентин решает учиться самостоятельно и посвятить себя литературе. Уже в 1950 году увидели свет его первые публикации: в альманахе «Молодой Ленинград» были напечатаны рассказы «На берегу» и «Женьшень». Первым крупным литературным жанром стал роман «Океанский патруль» (1954), после выхода которого В. Пикуль был принят в Союз писателей. В 1961-м увидел свет исторический роман «Баязет» о русско-турецкой войне 1877–1878 годов.

В 1962 году Валентин Саввич стал рижанином. Женившись на бывшей рижанке, он обменял комнату в Ленинграде на двухкомнатную квартиру в Риге. Писатель полагал, что уезжает не навсегда – максимум на пять лет, чтобы серьезно поработать, а в итоге вся последующая жизнь оказалась связана с Ригой. В. С. Пикуль отличался поразительной работоспособностью и преданностью своему делу. Отдаваясь писательской работе всецело, он зачастую не замечал смены дня и ночи, не знал, какой день недели на календаре.

Книги следовали одна за другой. За сорок лет работы писатель создал 21 роман. Ему принадлежит 151 произведение, названное читателями «коротким романом». Это исторические миниатюры объемом 15–20 страниц о героях, оставивших след в истории. Произведения писателя заполняли «вакуум» в историко-художественной литературе того времени. Для всех его произведений характерны подлинный патриотизм и гордость за свое Отечество. Это, а также умение придать сюжету увлекательную интригу, было причиной читательского даже не интереса, а ажиотажа. Тиражи книг Пикуля в сотни тысяч расходились в считанные дни. Его произведения переведены более чем на два десятка языков,а их тираж перевалил з аполмиллиарда. Уже после смерти писателя выходит девятое по счету собрание сочинений В.Пикуля.ПочитателиикритикиназывалиПикулярусскимДюмаилирусским Дрюоном. Профессор Н. Н. Молчанов, историк и публицист, ознакомившись с библиотекой писателя, методикой его работы, собранием портретов исторических деятелей, сказал:«Ни один наш академик от истории не оснащает свои работы так фундаментально, как этот самоучка».
Жесточайшая критика со стороны властных структур после выхода сокращенного варианта романа «Нечистая сила» под названием «У последней черты», начавшийся распад Советского Союза – все это не лучшим образом повлияло на Валентина Саввича. Он умер от сердечного приступа 16 июля 1990 года.

Имя Валентина Пикуля носят три корабля, две улицы – в Североморске и в Балтийске, две библиотеки Домов офицеров флота – в Балтийске и Владивостоке, а в далеких космических просторах летает маленькая планета с романтическим названием Пикулия…